Коготь казуара. Ирина Критская

аргарита, чертыхаясь про себя жуткими богопротивными словами, подобрала свой шикарный, вчера купленный по случаю, плащ и, белоснежными с утра сапожками, вступила в мерзкую, глинистую лужу, на поверхности которой плавали окурки и ещё какая-то дрянь. На душе было так же мерзко, как в этой луже, да ещё чёртова мигрень накрыла неожиданно, хорошо Павел Петрович отпустил с работы на пару часов раньше, а то бы сдохла прямо там.

      Маргарита ненавидела Москву, особенно эту, Поповскую, неряшливую, грязную, ноябрьскую. Жизнь проведя в этом городе, она любила его всегда, но сейчас, когда по настоянию мужа, они, продав клетушку на Бауманской, купили огромную, шикарную квартиру в новострое, но на выселках, в Медведково, она возненавидела её с особым рвением – до визга. Каждый день пиля на трамвае от ВДНХ вдоль помирающего частного сектора, от которого остались лишь пара домиков, три коровы, пасущиеся около путей, и непролазная грязь от строек новомодных блочек, она, почему – то заглядывалась на эти домики, на крошечные участки собственных мирков, с чудом сохранившимися кустами смородины и сирени и… завидовала… Она!!! Горожанка со студенческой скамьи, ярая, как все новообращенные, чистоплюйка, помешанная на тряпье, парфюме, маникюре, не пропускающая ни одной выставки в Пушкинском и ни одной премьеры на Таганке – завидовала! Причём как-то нутряно, исконно, по-бабьи. Какие-то генетические штуки срабатывали что ли, хотелось учуять запах парного молока и навоза, выйти утром в росистый цветущий сад, пробежаться по росе в одуванчиках, прыгнуть с тарзанки в прохладную, чистую воду, а потом гнать утей с реки на закате… Чёрт его знает… В душе Маргариты – тридцатичетырёхлетней, слегка и очень красиво полноватой шатенки с идеально отработанной хорошим косметологом внешностью, вечно бродила невызревшим тестом какая-то неудовлетворенность имеющимся, вечное раздражение, обида на всех и на все.  "Мужик у тебя хреновый, пользоваться своим струментом не научился, отсюда и страдания," – истово верещала Вероника, местная Мессалина, жалостливо глядя на Маргариту, – "Найди хорошего, чтоб молот крепко держал, а лучше молоток отбойный. Будешь добрая, как я".

      Маргарита и не соглашалась особо, вроде и муж ничего, из категории" сойдет", да и любовник есть с молотом… А все равно – надоедливое раздражение отравляло жизнь, и сделать с ним она ничего не могла.

      Привычным движением зажав нос надушенным платком (вроде дом новый, а уже кошки его уделали, хоть противогаз носи), Маргарита вскочила в лифт, еле дыша доехала до своего седьмого, тыркнула ключами в дверь, потом ещё – не тут – то было. Ключ не лез, потому что изнутри в замочную скважину его уже сунули, и на кой черт, не понятно. Вдруг озверев, Маргарита, повернувшись задницей к двери, начала долбить каблуком изо всех сил, тут же его сломала, взвизгнула, как разъярённая кошка, и, нажав на кнопку звонка, держала его, не отпуская, пока ей не открыли.

      На пороге, с мордой нашкодившего кота, в банном халате и тапках, со взъерошенными плешивыми кудельками, вставшими ореолом вокруг сияющей лысины, стоял любимый муж Толик. От него тошнотворно несло Орифлеймом, той самой новомодной пакостью, которую совсем недавно к Маргарите на работу притаскивали навязчивые девочки – распространители, сигаретами с ментолом и кофе. Блин!!! Кофе!!! Похоже тем самым, который ей, Рите, подарил шеф, кинул с барского плеча, зная её кофеманскую страсть…

      От этого запаха Маргарита совсем взбеленилась, протаранила мужа и, влетев на кухню, остолбенела. За столом, удобно устроив одну стройную ногу над другой, выставив их в разрез узкой чёрной юбки и, придерживая на маленькой упругой груди расхристанную блузку, курила длинную черную сигарету взлохмаченная коротко стриженная брюнетка с размазанной по красивым полным губам алой помадой.  Изящные пальцы держали сигарету неловко, мешали длинные, острые, накрашенные очень тёмным лаком, коготки, но, несмотря на неловкость, выглядело это экзотично и очень красиво.

      "Ты кто?" – внезапно охрипнув, просипела Маргарита.

      "Я?"– весело пропела брюнетка, – "Арина. Мы тут с Анатолием Сергеевичем занимаемся. Я с биохимией не справляюсь, а он любезно согласился помочь. Вы не против? Вас, кажется, Маргаритой зовут? А отчество? Мне вас неудобно по имени называть, возраст же…"

      Маргарита снова взвизгнула, схватила со столика турку с остывшей кофейной гущей и вывалила её брюнетке на голову.

      …

      Спала Маргарита на удивление крепко и спокойно, выспалась и проснулась рано. Выпертый с позором в кабинет Анатолий, с устатку хлебанул полбутылки Хенесси и храпел так, что дрожали стены, храп идиота-Казановы мешал думать, и Маргарита, привычно спасшись берушами, стала решать, что делать. Ничего не придумав, собралась, вызвала такси и уже через полчаса входила в свой кабинет, привычно бросив секретарше в канцелярии: "Кофе!!!". Та открыла рот, но сказать ничего не успела, Маргарита вошла и увидела за своим столом Вовика. Наглый курьер развалился в её кресле, листал журнал и курил её Мальборо.  И его шикарные мускулистые плечи, вернее предчувствие их мощного, упругого давления, очередной раз уронили сердце Маргариты в какой-то сладкий и тягучий омут.

      Глава 2. Любовь ли…

      – Привет, родная. Что такая вздрюченная, никак проблемы? Так иди ко мне,