Любовь и утраты. Сергей Кулешов

только понапрасну себя накручиваете.

      – Ну-ну, давай успокаивай меня, Лука новоявленный.

      Вот из-за этого смутного беспокойства Главного поездка и растянулась на неделю. Королёв ходил с объекта на объект, заходил к ракетчикам, просто гулял в одиночестве недалеко от пусковой площадки, думал, думал, думал. Так и не найдя того, что его тревожило все последние дни, 9 января сказал за завтраком:

      – Здесь у нас с тобой сейчас неотложных дел нет, сегодня летим в Москву.

      Это «у нас с тобой» грело душу. «Ну, слава богу, – обрадовался Тимофей, – Машу увижу».

13

      А Маша скучала. Маша томилась. Вот и думай, что хочешь. Она никак не могла взять в толк: почему, когда вся страна празднует и отдыхает, ему надо было непременно улететь в командировку? И не сказал: куда? На сколько? Галина Матвеевна дочь не узнавала. В школе за ней мальчики хвостом ходили, а она оставалась равнодушна, за всё время так никого и не выделила, а тут мечется, места себе не находит. Ну да, Тимофей интересный мужчина, вежливый, воспитанный, умеет красиво ухаживать, но ведь он в сравнении с ней старик. Неужели не нашлось сверстников, которые могли бы её заинтересовать? Были же толковые мальчишки среди одноклассников. И ведь ничего ей напрямую не скажешь, всё принимает в штыки, только на скандал нарвёшься. И в кого такая своевольная уродилась? Не иначе в папашу своего, вольного художника. Когда Галина Матвеевна, услышав звонок, открыла дверь, и вошёл Тимофей, Машу сразу будто подменили, расцвела. Она ни на шаг не отходила от него. Даже когда Галина Матвеевна попросила помочь собрать на стол, она, умоляюще взглянув, сказала:

      – Мам, чур, не сегодня.

      Галина Матвеевна настаивать не стала.

      Вечером они отправились гулять. Было тепло и тихо. Город словно опустел. Дошли до Патриарших прудов. И сразу всё переменилось: свет, музыка, полно народу. По льду на коньках гоняли мальчишки и девчонки, взрослых было мало. Маше вдруг так захотелось туда, вниз, на лёд, что даже слёзы выступили на глазах.

      – Что ж ты не предупредил, я бы взяла коньки. Так хочется туда, к ним, – она кивнула на тех, кто резал коньками лёд.

      – Коньки можно взять напрокат.

      – Разве здесь есть прокат?

      – Конечно, есть.

      – Ты не первый раз здесь?

      – Так это ж практически рядом с моим домом. Раньше бывал часто.

      Они прошли в небольшую тесную раздевалку, взяли коньки, переобулись и сошли по ступенькам на лёд. Но только навострились сделать круг, как какая-то пара въехала в них сзади, и обе пары дружно грохнулись на лёд. Только когда разобрались, где чьи ноги-руки, и Тимофей, встав, поднял и Машу, он, наконец, разглядел, кто так ловко их завалил. И аж закричал:

      – Екатерина Васильевна, вы всё по-прежнему шалите!

      – Ах, это ты, Тимоша? Сто лет тебя здесь не видела. Ты лучше помоги старухе подняться.

      Тимофей наклонился и, словно пушинку подняв по-детски хохочущую Екатерину Васильевну, поставил её на лёд. Затем поднял малыша, продолжавшего барахтаться, словно жук, перевёрнутый на спину.

      – Вот видишь, обучаю. Так и тебя когда-то