Немецкая русофобия и её причины. Философия, история, политология. Штефан Боллингер

е районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям.

      3. CCCР соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении […] слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, не имеют под собой оснований.

      4. Проводимые сейчас летние сборы запасных частей Красной армии и предстоящие маневры имеют своей целью […] обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата […] ввиду чего изображать эти мероприятия Красной армии как враждебные Германии по меньшей мере нелепо».[1]

      Москва подчёркивала, что обе стороны находятся в нормальных отношениях и соблюдают условия договора. Пакт о ненападении и связанные с ним документы, с точки зрения Советского Союза, служили гарантом мира. Возможно, это было иллюзией, поскольку и признаки нападения, и предупреждения со стороны имели место, но московские руководители, в первую очередь И. В. Сталин, ничего не хотели об этом слышать. Возможно, это было следствием провокации со стороны Великобритании и существовавшего предположения о том, что собственная разведка, в том числе выдающийся разведчик Рихард Зорге, может распространять ложную информацию. В Кремле знали о неизбежности войны, но не думали, что она случится этим летом. В Берлине же заявление Москвы никого не впечатлило. Здесь всё уже давно было решено.

      11 июня, за три дня до отчаянной попытки Москвы всё-таки предотвратить войну, в ставке фюрера уже разрабатывали директиву № 32, касающуюся «подготовки к периоду после осуществления плана „Барбаросса”». «После разгрома вооружённых сил советской России Германия и Италия будут господствовать в военном отношении на всём Европейском континенте, исключая временно Пиренейский полуостров. Какой-либо серьёзной угрозы с суши для европейской территории уже не будет существовать […]»[2].

      Эти дерзкие и неразумные предположения о том, что русский колосс якобы расколется, как глиняный горшок, позволили разрабатывать планы продолжения войны с Британской империей и дальнейшего стремительного раздела мира. «Исходя из обстановки, которая должна сложиться в результате победоносного завершения похода на Восток, перед вооружёнными силами могут быть поставлены на конец осени 1941 и зиму 1941–1942 гг. следующие стратегические задачи:

      1) Освоение, охрана и экономическое использование завоёванного пространства на Востоке при полном содействии вооружённых сил.

      Какие силы потребуются для несения охраны на русской территории, точно определить можно лишь позднее. По всей вероятности, для выполнения дальнейших задач на Востоке будет достаточно 60 дивизий и одной воздушной армии наряду с силами союзных и дружественных стран.

      2) Продолжение борьбы против английских позиций на Средиземном море и на Ближнем Востоке путём концентрического наступления, которое планируется провести из Ливии через Египет, из Болгарии через Турцию, а также, в зависимости от обстановки, из Закавказья через Иран»[3].

      Далее в документе подробно расписана смертоносная последовательность действий.

      Намеченным утром немецкие пикирующие бомбардировщики Юнкерсы-87 «Штука», уже не раз внушавшие страх в ходе предшествовавших военных действий, обрушились на советские аэродромы. Бомбардировщики фирм «Дорнье» и «Хенкель» также сбрасывали свой смертоносный груз на аэродромы, районы скопления войск, казармы и приграничные советские города. Этот день для многих советских солдат и мирных жителей был таким же, как и для командира бригады Кирилла Москаленко: «Телефонный звонок поднял меня с постели. Схватив трубку, я услышал взволнованный голос Потапова [командующий армией, в которую входила бригада Москаленко – Шт. Б.]: “Фашисты напали на нас, ведут артиллерийский обстрел войск на границе, бомбят аэродромы и города”. Без промедления я позвонил в лагерь своему заместителю по политической части батальонному комиссару Н. П. Земцову и приказал объявить боевую тревогу, а сам быстро оделся и с адъютантом и водителем выскочил во двор, где стояла машина.

      Было раннее тихое утро. Едва мы выехали на улицу, как тишину взорвали частые выстрелы. Мы слышали их до тех пор, пока не выехали из города. Для нас это были первые выстрелы войны.

      Как вскоре выяснилось, огонь вели украинские и польские националисты, враждебно настроенные против нас, и засланные немецко-фашистским командованием диверсанты. […] Наша машина проскочила город и выехала на шоссейную дорогу.

      Проезжая мимо аэродрома, мы увидели, что его бомбят около тридцати немецких бомбардировщиков. Ни один наш самолёт не поднялся в воздух, часть из них горела на земле. Мы проскочили мимо аэродрома и прибыли в лагерь, к зданию, где размещался штаб. Я поднялся на второй этаж и забежал в комнату, в которой жил Н. П. Земцов. Он улыбнулся мне, спросил:

      – Что, маневры начались? То-то слышу взрывы и стрельбу, но бригада в них ведь не принимает участия.

      Я резко ответил:

      – Какие, к чёрту, маневры! Война! Немцы напали на нас. Слышишь, бомбят аэродром?»[4].

      Именно

1

Документ 260: Сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года о германо-советских отношениях. Цит. по: Kurt Pätzold/ Günter Rosenfeld (Hrsg.): Sowjetstern und Hakenkreuz 1938 bis 1941. Dokumente zu den deutschsowjetischen Beziehungen. Berlin 1990, С. 334. [Здесь и в других цитатах по умолчанию исправлены очевидные орфографические ошибки и используются новые правила немецкой орфографии.]

2

Документ 32: Фюрер и верховный главнокомандующий вермахта: Директива № 32. Подготовка к периоду после осуществления плана «Барбаросса». 11.6.41. Цит. по: Walther Hubatsch: Hitlers Weisungen für die Kriegsführung 1939–1945. Dokumente des Oberkommandos der Wehrmacht. Utting o.J. (2000), С. 129.

3

Там же, С. 130.

4

Kirill S. Moskalenko: In der Südwestrichtung. Berlin 1975, С. 32.