Три судьбы. Часть 2. Нежить. Ирина Критская

не ленились, порядок любили и поддерживали. Но все равно, отсутствие мужской руки чувствовалось, то там сломается, то там отвалится, Колька хоть и старался, но все равно ж – мальчишка. Сестры не жаловались, жили дружно, вот только Луша… Забыть Андрея она никак не могла, сжалась вся внутри, окаменела, осыпалась душа золой в прогоревшем очаге, да и очаг остыл совсем. Если бы не дочь, легла бы она тогда рядом с Андрюшей своим, руки сложила, глаза закрыла – сыпьте земельку и на меня, люди, не пошевелюсь, слова не скажу. Тогда она и петлю вешала и с обрыва хотела в омут, но останавливалась вовремя, на кого дочь оставить? Так и жила. Как во сне.

      Луша поставила ведро с молоком на снег, выпрямилась, подставила лицо солнышку, несмотря на мороз, оно грело ласково, и иней на платке и завитках её золотых волос заискрился, оттаял и превратился с миллионы капелек, в каждой из которых отразилось маленькое, белое солнце.

      – Девушка. Я Лукерью Степановну ищу. У неё дочка Маша, черненькая такая, с косами. Я сюда попал?

      Луша прервала грустный поток своих мыслей, подставила узкую ладошку лодочкой, чтобы солнце не мешало рассмотреть гостя, но свет резал глаза. Тогда она взяла ведро, пошла навстречу голосу. И тут кто-то сильный забрал у неё ношу. Луша, развернувшись против солнца, почти столкнулась с мужиком лицом к лицу, отпрянула и, наконец, разглядела кто пришёл. На узкой, прокопанной в высоких сугробах тропинке, смешно оставив в сторону руку с ведром, стоял невысокий, крепкий мужичок в нарядной, модной рыжей дубленке, мохнатом шарфе и смешной кепке с круглым козырьком, из под которой выглядывала солнечная, под цвет дублёнки, прядь . У гостя была настолько сияющая, белозубая, молодая улыбка, что Луша неожиданно для себя улыбнулась в ответ и, вдруг, сама не понимая почему, смутилась.

      –Это я. Здравствуйте.

      Мужичок ещё шире улыбнулся, глаза у него оказались серые, лучистые, и очень добрые, как большого, преданного пса.

      –Надо же. Не думал, что вы такая молодая. Да ещё и красивая, глаз не оторвать. Я к вам. Меня зовут Вадим

      Он помолчал секунду и добавил, порозовев, от чего его смуглая, загорелая кожа стала мальчишеской

      – Владимирович. Можно просто Вадим. Я отец Дмитрия, одноклассника вашей Маши. В дом пустите?

      Луша пошла вперёд, с трудом разминулась с Вадимом, от чего тот покачнулся и плеснул молоком из ведра на снег, вздохнула чуть горький мужской аромат смеси табака, кожи и ещё чего-то незнакомого, открыла дверь в сени и посторонилась, пропуская его вперёд.

      …

      – Мам, ты где? Я собралась, глянь, а? Красиво?

      Луша с удовольствием смотрела на дочь, крутящуюся перед зеркалом. Хрупкая фигурка, плотно затянутая в талии в шёлковое платье с серебринкой, которое расширялось колоколом и мягкими складками стекало к узким щиколоткам стройных ножек в туфельках на невысоком каблучке рюмочкой. Косы Маша связала на затылке затейливым узлом, от его тяжести её красивая голова держалась излишне прямо, и от этого дочка смотрелась гордячкой. Луша прослезилась, дрожашими руками достала