Ловцы звезд. Джейкоб Ким

ненастоящее получалось достаточно хорошо, манило хорошими возможностями, но не смогло поглотить. И вместе с этим, Герман упорно не считал себя творцом какого-либо искусства: коммерческое искусство было для него оксюмороном, а находить моменты для настоящих снимков было крайне тяжело. Действительно, «дверей во фрактал Германа» (его скромное выражение) пока наберется не больше пяти штук, и сейчас ему вспоминалась последняя, пойманная несколько дней назад, спустя долгое время.

      «Герман вышел в город, попав практически сразу на центральную его улицу. Она была очень широкая и почти единственная, как и бывает в таких маленьких курортных городках на море. Высокий сезон закончился, бархатный сезон был не особо популярным в этом году, и видно, что людей в городе внезапно стало меньше. В воздухе повисла резкая тишина, как после выключенной посередине песни, а набережная зависла в ожидании топота и суеты. Только вот ожидание это продлится около семи месяцев, но, впрочем, все, как всегда. И насколько сюда стекается веселье в конце весны, настолько тут меланхолично становится осенью. Хотя и осени как таковой еще нет, и последние отдыхающие не торопятся уходить с пляжа на дневной сон, заглатывая всем телом, не жуя, последние летние лучи солнца. Теплый уютный курортный городок постсоветского пространства.

      И вот какой-то старичок с хлебом в прозрачном пакете, в старой еле голубой выцветшей рубашке и бесцветных брюках, разувшись, спустился на пляж поближе к морю. Верно идет с магазина домой и решил постоять, погреться на солнышке. Так старики и выцветают вместе с одеждой на солнечном свете, становясь полностью бесцветными, а потом и прозрачными. Особенно те, что одиноки и не имеют ни одной родной души, растворяются среди спелых цветов молодости и просто исчезают для всех, а на самом деле продолжают ходить из дома в магазин, из магазина домой, и с ними никто уже не здоровается, и для них уже все выглядят одинаково незнакомыми. Постоянными остались только вкус хлеба, молока и чая. А этот старичок все стоит на песке и смотрит куда-то вдаль, пытается на горизонте разглядеть облака своей памяти. И может что-то удалось вспомнить из своей молодости, когда увидел, загорающую недалеко, симпатичную девушку и решил прочувствовать свое воспоминание, пока оно навсегда не растворилось, вытащить из воспоминания запахи и звуки того времени, того момента; когда он умел еще любить, когда он так же смотрел на свою любимую, когда любимые просто были на этом свете, были где-то рядом, когда телефонный звонок слышался чаще, чем новости о большом параде планет, когда просто что-то слышится в доме, кроме звуков воды в трубах и выключателей у соседей. А может он смотрел на солнце и был зол, ощущая себя слишком старым для радости дня. Что не может просто улыбнуться из-за атрофии мышц лица, вызванной навечно тяжелой чужой жизнью. А может смотрел на волны и был счастлив, что все необходимое у него есть – хлеб, море, солнце. И что ему не нужно даже улыбаться, чтобы ощущать свои последние фотоны света. Что вокруг жизнь