Очень откровенно. Анна Веммер

тюбик и поворачиваюсь спиной. Горячие пальцы неторопливо расстегивают купальник.

      Это не так уж противно, как казалось.

      Хорошо, я лгу, это совсем не противно. Невероятно умиротворяющее сочетание шума моря, слегка припекающего солнца и волнующие прикосновения ладоней. Никольский смелеет, не встречая сопротивления, а я вдруг понимаю, как до этого момента была напряжена. Мышцы расслабляются, и в голове наступает приятная легкость.

      – Что-нибудь вспоминается?

      – Нет.

      – Становится хуже?

      – Я здорова. Всего лишь удар по голове и шишка.

      – И амнезия.

      – Зато я наверняка мечтала стереть себе память и пересмотреть любимые фильмы. Теперь могу… правда, я не помню, какие у меня любимые фильмы.

      Руки сменяются губами, и это уже более личное и более пугающее касание. Я вслушиваюсь в ощущения, но не могу найти панического желания сбежать или возмущения. Как, впрочем, не могу найти и страсть. Тело отзывается на умелые ласки Данила, но это не более, чем физический отклик.

      Но кто сказал, что он плох? Не все связи должны заканчиваться свадьбой. Иногда их прелесть в том, что вы оба не чувствуете ничего, кроме желания.

      Еще одна монетка в копилку знаний о себе: я кто угодно, но не хорошая девочка с жесткими моральными принципами.

      Разворачиваюсь, отодвигаясь к центру лежака, на нагретые солнцем простыни. Верх от купальника соскальзывает, и соски моментально твердеют. Или от возбуждения или от освещающего ветерка с моря.

      Когда Никольский размазывает крем по моей груди и плечам, его глаза опасно блестят. Низ живота охватывает приятный спазм, а когда Данил переходит к ногам, я чувствую, как учащается дыхание. К огромному сожалению он проходится кремом невыносимо близко к краю трусиков, но не спешит форсировать события.

      Я далека от того, чтобы его умолять. Поэтому просто откидываюсь на подушки и расслабляюсь.

      Мне бы очень хотелось абстрагироваться и насладиться запретным удовольствием, но я не могу заставить себя остановиться и перестать прислушиваться к ощущениям в контексте потери памяти. Каждый раз, когда Никольский прикасается, я пытаюсь понять, ощущала ли нечто подобное и если да, то как к этому относилась?

      Насчет себя не знаю, но тело охотно откликается на любые, даже самые простые, ласки.

      По телу проходит дрожь. Данил рисует контуры талии, просовывает руки мне под поясницу и спускается, обхватывая ягодицы. Движения одновременно уверенные и осторожные. Он разводит мне ноги в стороны, не отводя горящего взгляда.

      – Если что… – медленно говорит Никольский. – Я – не Олег. Мне можно отказать…

      Он опускается сверху, приближаясь к моим губам своими.

      – По крайней мере, пока.

      – Если что, – я с любопытством рассматриваю его вблизи, – я – не шлюха. Если я захочу отказать, то пошлю тебя раньше, чем ты останешься без штанов.

      – Откуда ты знаешь? – усмехается он. – Ты же ничего не помнишь.

      – У меня хорошая интуиция.

      На