Мгновения. Лана Кузьмина

не умерло. Оно светит одинаково для всех. Нужно только подняться, распахнуть створки своего сердца и пустить в него тёплые, несущие надежду лучи.

      И, улыбнувшись в переполненном вагоне метро, вдруг получишь в ответ не грубое слово, а сияющую улыбку, летящую над толпой и заполняющую собой жуткую пустующую рану внутри.

      Парадокс

      Марина сразу заметила этого парня. Длинные ухоженные волосы, прозрачные голубые глаза, небольшая бородка и такие правильные черты лица, каких не встретишь и у девушки. Бесконечно добрым и всепонимающим показался ей его до боли знакомый взгляд.

      «Где же я могла встречать его раньше?» – думала Марина. – «В электричке? Нет. Может, в городе? Тоже нет. Он сел на другой станции. Тогда где же? Где?»

      Задумавшись она прижалась к окну, за которым мелькали леса и одинокие заросшие травой платформы. Разгадка оказалась неожиданной и немного неприличной.

      «Да ведь он похож на Христа!» – подумала вдруг Марина и тут же смутилась от этой мысли.

      Электричка мчалась сквозь лес, останавливаясь у вокзалов, открывала двери, впускала и выпускала пассажиров, а Марина всё смотрела и никак не могла наглядется на сидевшего через проход незнакомца. Ей бы только немного смелости, чтобы сказать первое слово.

      «Привет!» – скажет она ему. А дальше будь что будет.

      – Эта дура совсем меня за лоха держит! – Марина ушам своим не поверила. Понравившийся ей парень говорил по телефону, вставляя в свою речь мат и такие скабрезности, от которых горели щёки. Заметив пристальный взгляд девушки, незнакомец опустил трубку и сказал:

      – А ты чего вылупилась? Понравился?

      Марина вскочила и выбежала в тамбур.

      Парадокс – 2

      В пригородной электричке девушка. Сидит у окна, раскрыв книгу. Неестественная такая девушка – сильно накрашенная, твердые от лака локоны, накладные ногти. Короткая юбка, блузка с глубоким вырезом, на груди поблескивает простой медный крестик-две палочки.

      – Бесстыжая! – бормочет соседка, толстая старуха с отвисшей губой.

      – И не говорите! – вторит ей ещё одна женщина. – Я в её годы…

      Начинается долгий разговор о чистоте советских девушек и глубокой порочности нынешних.

      По вагону носят газеты, ручки, прочий хлам. О том, что «волнуется и ждёт только мама» поёт маленькая чумазая девочка, на полуразвалившемся аккордеоне ей подыгрывает мальчик постарше. Девушка даёт им десятку.

      – Ишь! Богатая выискалась! – не выдерживает старуха.

      – И не говорите!

      Новый разговор о неправедно нажитом, о «золотой молодёжи».

      На следующей станции девушка выходит. Пробираясь к выходу, задевает сумкой старухину тележку на колесиках.

      – Куда прёшь! – возмущается та. – Ослепла что ли!

      – Извините, пожалуйста, – смущенно шепчет девушка. Старуха недовольно трясёт головой, на обложке закрытой книги, которую держит в руках девушка, прищурившись читает: «Житие прп. Серафима Саровского».

      – Ну,