Нахид. Шахрияр Замани

его губ – пена, и он продолжает с жаром:

      – Бабищу нового типа видели сегодня? Именно такие – нувориши – подорвали основы режима. Я сотни раз говорил: натяните вожжи! Но разве слушают, госпожа?

      Ворочать языком ему становится тяжело.

      – Прах на голову Пэжмана. Эта мегера вообще понимает, кто такой Пэжман? Имеет представление, с какими я людьми общаюсь?

      – Вы знакомы со знаменитостями?

      – Со знаменитостями?! – он аж подпрыгнул, наполовину поднялся с кресла. – Это я сказал?! Я произнёс имена?!

      От его взгляда и тона мне не по себе. Он хватает сам себя за горло, говорит визгливо, и изо рта его неприятно пахнет. Наклонившись вперёд, вдыхает полной грудью:

      – Я решительно отверг…

      …Когда я открываю глаза, я вижу в иллюминаторе красное небо, постепенно превращающееся в голубое. В этом небе нет ни единого облачка. Шахла приглаживает взъерошенные волосы и говорит:

      – Погляди-ка на них! Эти американцы… напрасно они радуются. Погляди, как они дрыхнут!

      Она имеет в виду женщину, завалившуюся на плечо соседа.

      – Разве они виноваты в том, – спрашивает Пэжман, втирая в свои руки крем жёлтого цвета, – что вы в дороге и оказались одна-одинёшенька?

      – А что же мне, путешествовать с моим никчёмным супругом? Он только называется мужчиной. Бросил меня тигру в пасть, а сам как мышка затаился.

      – Не сочтите за нескромность, но… в чём ваши трудности, соблаговолите намекнуть.

      – Компаньоны подставили супруга, можно сказать, отправили его за чёрным горохом. А потом, пользуясь неустойчивостью рынка, расхитили собственность.

      – Для этой болезни у меня есть лекарство, – Пэжман улыбается. – Есть один рецепт: всё будет в порядке.

      – Вы не шутите, доктор? Дай Бог мне вас отблагодарить. Но они люди не маленькие.

      Пэжман бьёт себя в грудь:

      – Пусть они хоть слонами будут, Пэжман их повалит.

      Шахла чуть ли не летает.

      – Не нервничайте так, Шахла-ханум, – замечает Пэжман. – Пассажиры отдыхают, не нужно их тревожить.

      Железное окошко в двери камеры открывается со скрежетом и сбрасывает меня с облаков в тюрьму. Хочется закрыть глаза и продолжить полёт. Я не желаю возвращаться на землю, в этот ад.

      Глава вторая

      Все заключённые замолчали и смотрят на квадратное оконце, соединяющее тюремный блок с коридором и свободой длиной в два шага. Низкий хриплый голос оттуда объявляет:

      – Заключённая, прибывшая два часа назад, на выход!

      Головы поворачиваются в мою сторону. Хатун говорит:

      – Не бойся, это простейший допрос.

      Я пробыла в этой дыре – а мысленно несколько раз побывала в Америке и вернулась – только два часа. Всего-то! Хатун и Фатима подхватили меня с двух сторон и подвели к двери: ноги мои отказались идти.

      – Следователю ничего не говори про знакомого, – советует Хатун. – Им вообще нельзя верить, в основном давят на тебя.

      Я иду позади