Ты меня любишь. Кэролайн Кепнес

Все будут неподходящими, пока не найдешь нужного человека. – Ты потираешь безымянный палец, на котором нет кольца. – Я не злорадствую, Мэри Кей. Надеюсь, у моих бывших все хорошо. – Ну да, в райских кущах или где они там… – Надеюсь, каждая из них найдет своего человека.

      Я возношу молитву всемогущему и откусываю большой кусок от сэндвича.

      Ты подаешь официантке знак, что пора наполнить наши стаканы, – самое время! – и восхищаешься моим здравомыслием. Отвечаю, что тут нет ничего такого.

      – А вы с Номи… – осторожно начинаю я. Дверь в твое сердце сейчас приоткрыта благодаря текиле и подробностям моей личной жизни, и ты наконец готова меня впустить. – Вы словно девочки Гилмор во плоти. Что за история?

      Ты тяжело вздыхаешь. Обводишь взглядом паб – никто не подслушивает. Рядом никого нет. Понимаю, свидания даются тебе нелегко, но это необходимый шаг. Ты тоже понимаешь.

      – Я была молода, и моя жизнь… – Ты собираешься с духом. – В общем, я же рассказывала тебе о родителях?

      – О маме Мэри Кей и дражайшем папеньке?

      – Ага, – улыбаешься ты.

      – Ты переехала сюда из-за отца? Что он натворил?

      Я чую луковый запах: мы снимаем слой за слоем, обнажая истину. Ты говоришь, что развод грянул как гром среди ясного неба. Ни скандалов, ни измен.

      – Будто мама однажды проснулась и осознала, что ей больше не нужен розовый «Кадиллак». И отец тоже.

      – Наверняка были знаки.

      – Я не замечала, – отвечаешь ты. – Ты умеешь видеть знаки? Читать людей и все такое?

      Да.

      – Ну, может быть.

      – Думаю, все мы видим лишь то, что хотим видеть. – Ты снова нервно озираешься, словно кто-то из посетителей может сообщить Номи о нашем свидании. Потом снова расслабляешься. – Короче, моя мать объявила, что с «Мэри Кей» покончено, что мы переезжаем на остров Бейнбридж и что она жаждет встречи с природой.

      – И ты не знаешь, почему она ушла от твоего отца?

      – Понятия не имею. Развод прошел мирно. Ни битвы за опеку, ни ссор. Отец даже отвез нас в аэропорт! Представляешь, он поцеловал нас на прощание, как будто мы собрались в небольшой отпуск. И мы оставили его в полном одиночестве. Мать сделала меня соучастницей. Но жаловаться было бы несправедливо – ведь, как я и сказала, все прошло мирно.

      – О господи… – Я сочувствую тебе. Честно.

      – Мама всегда чуть ли не заставляла меня пользоваться подводкой для век, а потом вдруг… Мы здесь, и она заявляет, что можно обойтись и без помады. Я не спрашивала, почему мы переехали, и все же… Мою мать словно подменили – что может быть страшнее?

      Я вспоминаю о Лав, о моем бессилии, о ее слепой решимости сделать нашего ребенка только своим.

      – Я тебя понимаю.

      – А потом, после всей этой драмы, она каждую ночь звонила отцу и уговаривала его хорошо питаться.

      – Странно.

      – Ты тоже так думаешь? А ведь тогда не было мобильных телефонов, я даже не могла позвонить друзьям. Здесь я еще никого не знала. Мне было так одиноко! А мама сидела в своей комнате,