У истоков Третьего Рима. Александр Бубенников

промелькнули отрывочные мысли, бросающие некоторый слабый тревожный ли, спасительный ли свет на первого боярина из знаменитого тверского рода, которому и Мария Тверская, первая жена Ивана Великого, и их сын Иван Младой, и Дмитрий-внук кровные родичи… Не то, что ему Василию Ивановичу, первому сыну Деспины Палеолог…

      Василий Иванович неожиданно вспомнил, что при его отце Иване Великом уже после смерти Марии Тверской и нового брака отца с Деспиной с этого храброго воеводы Василия Данииловича Холмского была взята клятвенная грамота не отъезжать в Литву на службу. Это когда тверской князь Михаил, родич Холмского заметался между Москвой и Литвой, а потом побежал все же к королю. Но все это не помешало Василию Холмскому при Иване Великом все же занять первое место в ряду московских бояр и выгодно жениться на несчастной сестре Василия Ивановича Феодосии. Брак шурина нынешнего государя длился всего год…

      Только Василий знал, что Смоленск придется брать не старому главе думы, первому воеводе Холмскому, а новому главе, князю Даниилу Васильевичу Щене, который, в отличие от Холмского, не думает ходатайствовать за племянника Дмитрия, требовать его освобождения из темницы. Воинские достоинства старого и нового главы думы равновелики, зато со Щеней спокойней государю, не совестят его, не тычут в глаза несчастием племянника. Побаивался Василий Иванович родовитого московского боярства, стоявшего горой и за Ивана Младого, и за Дмитрия-внука, презиравшего греков из окружения Деспины и ее старшего сына. Вот и приходилось Василию Ивановичу опираться на дьяков и неродовитых бояр в противовес к знатному невостребованному боярству. И первым опальным боярином станет глава думы Василий Холмский… Много чего знает лишнего… Уж больно за царевича ратует… Только государь покажет его опалой, что не кровожаден он в мести, даже наоборот, по-своему милостив и великодушен…

      Василий Иванович протер рукой глаза. Пелена спала, тревожные мысли уступили место новым, успокоительным: ведь не на смерть, не на дыбу своего шурина отправляет, так в ссылку. Уж больно много знает, а на Белом озере не разговоришься, мало там слушателей о тайнах государя и его матери Деспины…

      Василий Иванович поднял указующий перст, говорящий о том, что шурину Василию сейчас придется услышать самое главное для него, возможно, нелицеприятное, но такова воля великокняжеская, равная господней, со времен его отца Ивана Великого.

      – Государю дано право казнить и миловать, наказывать и поощрять… За взятие Дорогобужа ты, князь Василий, конечно достоин награды и поощрения… Но твоя настойчивость в ходатайствах за племянника Дмитрия, ваши с ним тверские мятежные корни вызывают опасения за судьбу московского престола… Неровен час, снова боярские усобицы сотрясут престол государев… Государю твоему сейчас как никогда нужны вернейшие слуги, пусть из незнатных родов, вместо неблагонадежных храбрецов, пусть самых родовитых и знатных прошлыми заслугами… Понимаешь, куда я клоню, Василий?.. Нельзя раскачивать престол,