Фаворит. Дик Фрэнсис

шляпку она сняла.

      – Ну как он? – спросил я.

      – Не знаю. Они твердят мне только, чтобы я не волновалась.

      Сцилла была готова расплакаться. Я сел рядом и взял ее за руку.

      – С тобой мне спокойнее, Алан, – сказала она.

      Дверь отворилась, и вошел молодой белокурый доктор. Стетоскоп болтался у него на шее.

      – Миссис Дэвидсон… – Он помялся. – Я полагаю… Вам бы следовало побыть с вашим супругом.

      – Как он?

      – Плохо. Мы делаем все, что можем.

      Повернувшись ко мне, он спросил:

      – А вы кто – родственник?

      – Друг. Я отвезу миссис Дэвидсон домой.

      – Понятно, – сказал он. – Вы подождете или зайдете попозже? – Его осторожный голос, неопределенные слова могли означать только одно. Я вгляделся в его лицо и понял, что Билл умирает.

      – Я подожду.

      – Хорошо.

      Я ждал четыре часа, я детально изучил узоры на портьерах и все щели в линолеуме. Больше всего я думал о проволоке.

      Наконец вошла медсестра. Серьезная, молодая, красивая.

      – Я очень, очень сожалею. Майор Дэвидсон умер.

      Потом она сказала, что миссис Дэвидсон хотела бы, чтобы я вошел и посмотрел на него, и предложила мне следовать за ней.

      Медсестра провела меня по длинному коридору в небольшую белую палату, где Сцилла сидела у единственной в комнате кровати. Сцилла только подняла на меня глаза, говорить она не могла.

      Билл лежал там, серый, неподвижный, безжизненный Билл. Лучший друг, которого мог бы пожелать себе человек.

      Глава 2

      На следующий день рано утром я отвез Сциллу, просидевшую над телом всю ночь, обессиленную и накачанную снотворным, домой в Котсуолд. Дети встретили ее на пороге, у них были испуганные лица и округлившиеся глаза. Позади них стояла Джоан, проворная и умелая девушка, которая присматривала за детьми. Я с вечера сообщил ей обо всем по телефону.

      Здесь, на ступеньках, Сцилла села и зарыдала. Дети опустились на колени возле нее, стали обнимать и утешать в горе, которое они не могли еще полностью осознать.

      Потом Сцилла поднялась в свою спальню. Я задвинул занавески, укрыл ее одеялом и поцеловал в щеку. Она была вконец измучена и немедленно уснула. Я надеялся, что она проснется не скоро.

      Я пошел в свою комнату и переоделся. Внизу, в кухне, Джоан приготовила мне кофе, яичницу с беконом и горячие пышки. Я дал детям по плитке шоколада, который купил для них прошлым утром (казалось, оно было бесконечно давно, это утро), и они сидели рядом со мной, грызя шоколад, пока я завтракал. Джоан налила кофе и себе.

      – Алан, – начал Уильям, самый младший. Ему было пять лет, и он никогда не продолжал разговор, если ему не отвечали «да» в знак того, что его слушают.

      – Да, – сказал я.

      – Что случилось с папой?

      Я рассказал им. Обо всем, кроме проволоки.

      Некоторое время они молчали. Потом Генри, которому как раз сравнялось восемь, спокойно спросил:

      – Его