Жизнь начинается после смерти. юрий павлович елисеев

мене привлекательны, чем раковины, где перламутр мне казался более красивым. Восторги ювелира меня не тронули, но заинтересовала денежная составляющая ценности жемчуга.

      – Сколько она может стоить? – спросил я как бы мельком.

      Самуил Израилевич грустно посмотрел на меня и сказал:

      – Увы, дорогой мой, у меня столько нет. Жемчуг такого класса крайне редок. Я думаю в Москве таких нет.

      – И все же.. – не унимался я, – Примерно, сколько она может стоить.

      Ювелир пожал плечами и предположил.

      – Полмиллиона… А на аукционе и весь миллион.

      – Мир сошёл с ума. – задумчиво констатировал я, одновременно прикидывая количество жемчужин припрятанных в духовом шкафу электроплиты.

      – Я позволю не согласиться с вами. Цена – единственное, что являясь установленной реальностью, сохраняет мир от хаоса. – этот постулат пришёлся мне по душе и я ответил ему, что полностью с ним согласен.

      Поняв, что узнал достаточно, я стал прощаться с Семёном Ильичём и уже протянул руку, чтобы получить обратно свою жемчужину, как тот, проникновенно заглядывая мне в глаза, сделал мне короткое предложение:

      – Я могу дать триста. Это всё, что у меня есть.

      Мне пришлось выдержать паузу, чтобы не крикнуть сразу: «Я согласен!». Глядя на меня, Чуркин понял это по своему.

      – Триста пятьдесят и я остаюсь без штанов. – прошелестел ювелир сделав скорбное выражение лица покойника.

      – Ну хорошо, – сказал я, с азартом гончей собаки, почувствовавшей запах добычи. – Давайте четыреста и по рукам!

      – Вы меня режете без ножа! – воскликнул внезапно оживший ювелир и я понял, что меня обошли.

      Попросив меня подождать несколько минут, Самуил Израилевич скрылся за дверью, ведущей в задние комнаты ювелирной лавки. Вместо него возле прилавка материализовался его молодой рыжий помощник, манерами и лицом походивший на хозяина заведения. Он так усердно делал вид, что занят протиранием экспонатов, что я невольно поверил в то, что это основной повод его появления у прилавка, но когда вернулся хозяин, он, таким же загадочным образом, растворился среди стеллажей и шкафов магазина.

      Получив жемчужину, Самуил Израилевич выложил на прилавок четыре пачки тысячерублёвых купюр и уже на выходе, когда я, упаковав деньги по карманам, и подойдя к двери, взялся за латунную ручку, крикнул мне вслед.

      – Прощайте, но если будет что-нибудь подобное, приходите.

      «А как же иначе» – сказал я себе. – «С домом Картье я ещё не знаком».

      Деньги приятно оттягивали мои карманы, спешить мне было некуда и я решил немного покутить. С этой мыслью я направился в ресторан моей юности, куда был вхож ещё в восьмидесятые, в ресторан славившийся своей кухней под названием «Узбекистан» или «Узбечка», как все его тогда называли. Пройдя мимо швейцара, одетого в бухарский халат, я вступил на «кремлёвскую дорожку» и сердце моё дрогнуло – это была, наверно правнучка той дорожки, по которой я входил в ресторан в далёкие