Верхом на кочерге. Андрей Юрьевич Орлов

Всё прочее было на месте: семейный альбом в изголовье кровати, сумочка на столе, открытая форточка.

      Решение пришло спонтанно – никто не тянул за последнюю извилину. Бросив на кровать пакет с Тяпкой, я выбежала из квартиры, галопом простучала по лестничному колодцу и выскочила в солнечный двор. Тереза с Шеффилдом возвращались с прогулки. Я чуть не сбила их.

      – Надо же, – заметила в спину пани, – У одного ветер в голове, у другой дым в заднице…

      Улица гудела. Сверкали небоскребы, пестрила реклама. Машины тянулись сплоченными рядами, но муравьиная жизнь еще не началась. У подземного перехода заскорузлый старец с термостойкой торбой – скрюченный, колючий, вылитое дерево Джошуа – продавал хот-доги. Я подалась к нему.

      – Деточка, тебе один или два? – спросил пенсионер.

      – Четыре, – сказала я, – А лучше ни одного – я худею.

      – ТЫ худеешь? – изумился старик.

      – Булимия в запущенной форме, – объяснила я и ткнула пальцем в арку, – Мистер, видите проход?

      – Вижу, – подтвердил дедушка, хотя смотрел не на дыру, а на меня.

      – Тогда прошу вспомнить. Их было двое. Разнополые. Вышли из арки минут семь-восемь назад. Женщина – в сером гарнитуре и красной косынке. Мужчина высокий, представительный. Помогите, мистер. Куда они пошли? За помощь – премия.

      Я достала из джинсов пятидолларовую купюру и, свернув в трубочку, спрятала в кулачке.

      – Туда, – старик придержал свою термостойкую шарманку и водрузил палец вдоль по Мэдисон. После чего палец трансформировался в ладошку, и она стала совершать параллельные асфальту движения, намекая на что-то.

      – Ага, разбежался, – проворчала я по-русски.

      – Что ты говоришь? – прищурился старик.

      – Подтвердите ваши показания, – пробормотала я, отступая на шаг, – Во что был одет парень?

      Старик заулыбался улыбочкой потомственного пирата. Морщинки на лбу преобразились в Большой каньон.

      – Не смеши старика Томпсона, деточка, гони монету, – проворковал торговец снедью, – Твой сукин сын был одет в мятый костюм цвета булыжной мостовой, а на шее болтался галстук в косую полоску…

      Не дослушав, я бросила на торбу купюру и побежала дальше, чуть не сбив крадущееся из подворотни такси с рекламой попкорна на колесах. Моду переняли у лос-анджелесских таксистов. Колеса крутятся, а реклама нет.

      – Эй! – каркнул вдогонку старикан, – Приходи как-нибудь!

      На перекрестке перед отелем «Холидей Инн» рослый парень с прической «пони-тэйл» сидел на корточках и наигрывал на гитаре кантри. Двое «безработных» афроамериканцев в коротких куртках терлись неподалеку и отбивали пятками ритм. Видимо, обкуренные (какое дело афроамериканцам до кантри?).

      В ногах у парня стояла коробка от электронной игрушки. На дне сиротливо обретались несколько монеток. Я порылась в карманах и, положила сверху доллар.

      – Эй, студент, ты классно играешь. Это что-то позднее из Уэбби Пирса? «Хонки-тонки»?

      – Нет,