Дед. Марина Рюмина

же следы. Листва с деревьев давно облетела, и местность просматривается как белый лист, но они все же не находят то, что ищут.

      – Двести тридцать пятая, двести тридцать шестая, а тут уже двести сорок три. А двести тридцать восьмой нет.

      – Да говорю тебе, мы не там ищем. Он совсем в другом месте.

      Но та, что помоложе, упрямо сдвигает брови:

      – Здесь все двухсотые номера, мы просто проглядели. Вон, смотри, еще одна похожая.

      Женщина кидается в сторону аж к третьему ряду и уже оттуда упавшим голосом восклицает:

      – Нет, опять не то.

      – Что ж ты упертая какая! – откликается та, что постарше, – Мы уже здесь третий круг нарезаем, а ты все не веришь, что я права. Говорю тебе, пошли туда, пока совсем не замерзли.

      – Ладно, веди, – наконец сдается первая.

      Они вышли на центральную аллею и двинулись по ней, никуда не сворачивая.

      – Сейчас аллея повернет, и мы его увидим.

      – Кажется, я уже вижу!

      И та, что помоложе, поскрипывая сапогами, побежала к цели.

      Серебристая звезда, серебристое надгробье. Краска почти не потрескалась. Столик, лавочка. Табличка с надписью: «Безруков Иосиф Тимофеевич 1913 – 1986». Да, ни к чему и табличка. Вот он, смотрит на них с фотографии. Орлиный нос, худые щеки, чуть отвисшая нижняя губа.

      – Ну, здравствуй, дедушка!

      * * *

      Август. Слякоть. Сапоги чвакают по жиже проселочных дорог. И эта нудная морось. Скатка и винтовка оттягивают плечи, и их перестаешь чувствовать. Нет вообще ничего, одна усталость. Скорей бы привал. Или, хотя бы свернуть в лес. Там многолетняя листва покрыла почву, и ноги не так вязнут. Но, ориентироваться в лесу труднее, поэтому, где возможно, идут по дорогам.

      Впереди село. Сворачивают в лес. Трех человек высылают к селу, узнать, нет ли немцев.

      Вынужденный привал – маленькая радость. Садятся на скатки, пеньки, стволы упавших деревьев, достают фляги, переговариваются в полголоса.

      – Если фрицев нет, заночуем как баре, на кроватях.

      – Баньку бы для нас истопили!

      – А после баньки – к какой-нибудь вдовушке под бочок.

      – Ну, ты, Коська, размечтался! Все бабы на селе в очередь выстроились и ждут, когда это к ним вояка Константин пожалует.

      – А что. Ты не смотри, что я с виду неказистый. Бабы меня любят!

      – Это за что же, если не секрет? Хотел бы я посмотреть, какая старушонка на тебя глаз положит.

      – Да мало ли, кто глаз положит! Главное, на кого я посмотрю.

      – Ну, и на кого ты посмотришь? Кто посдобнее, или помоложе?

      – Нет. Я не так выбирать стану.

      – Ну и как же?

      – Сначала разрешу себя в баньке искупать. Потом пусть бельишко чистое дадут. А уж как кормить меня станут, буду оценивать, чье блюдо самое вкусное. И скажу я той барышне: «Сударыня, есть у меня дружок, Степаном зовут, он за такой вот пирожок любое желание выполнить может. Ему с таких пирожков все нипочем становится. Хочешь – дров наколет, хочешь – забор починит. И, вообще, если хочешь, лучше его не найти!» Вот и ты, Степаха, у меня пристроенный будешь. А я стану им рассказывать, как мы фрицев проучить решили.

      – То-то мы от проученных и драпаем!

      – А это хитрость такая военная. Это мы их в тылы за собой заманиваем. А немец, как охотник за зайцем, за нами погонится, да от своих и оторвется. А мы их в такое вот село заведем, и окажутся они в окружении баб наших. И скажут наши бабоньки: «Так вот кто причина, что мужиков наших в армию забрали!» И давай их бить-колотить! Кто кипятком поливает, кто капустой тухлой закидывает. Фрицы – ноги в руки и бежать! И до самой Германии. А ту, которая лучше всех управляется, я и выберу.

      Бойцы смеются. Но веселье недолгое. Возвращается разведка, сообщает, что и в этом селе немцы. Дальше идут лесом.

      – Слышь, Коська, – спрашивает Степан, – как же они сюда пройти сумели? Когда же мы к своим пробьемся? Тихо кругом. Куда фронт-то подевался?

      – Как прошли, говоришь? Нечисть они. На метлах пролетели.

      Автоматная очередь разрезала тишину. Все-таки, наткнулись на немцев. Отстреливались недолго – нечем.

      – Стафайтесь. Ви окружены!

      Загнали в кузов грузовика. Отвезли в лагерь. Ночевали под крышей, на соломе.

      – Костян, что делать будем? – дернул за руку Степан, когда в бараке попритихло.

      – Что делать? Бежать. Мы с тобой из финской мясорубки домой возвратились не для того, чтобы фрицы нас как ягнят повязали. Приглядимся, где у них слабина и деру.

      Лес шелестит желтеющей листвой. Воздух прохладен и свеж. Скоро встанет солнце, и они пойдут ему навстречу. На восток, все время на восток. Где-нибудь там все равно будет фронт. Рано или поздно они доберутся до своих. Наконец, небо посветлело. Теперь можно идти. Идут молча все четверо – Степан, Константин, Сергей и Александр. Сашка совсем молодой, кажется, студент. Прислушиваются