Рейд. Оазисы. Старшие сыновья. Борис Конофальский

что это, потом догадался. На том, кто ехал на квадроцикле, то скрываясь за барханами, то выныривая из-за них, была женская одежда. Только местные женщины расшивают свои пыльники блестяшками.

      «Самару, что ли, он послал? – Горохов встал во весь рост на бархане, даже поднял руку, чтобы она его заметила. – Неужели это она?»

      И она заметила, свернула в его сторону. Да, кажется, это был её расшитый пыльник. Специально Ходи-Нога её прислал? Это форма унижения такая? Когда женщина заглушила мотор и слезла с квадроцикла, он уже не сомневался, что это Самара. Узнал её по фигуре, по одежде, по маске, а она, прихватив с собой дробовик, полезла к нему на бархан, стянула маску:

      – Доброго дня, инженер, – произнесла женщина, останавливаясь возле него.

      – Здравствуйте, Самара, – нейтрально, и даже скорее холодно отвечал он.

      – Я тебе палатку привезла, – говорила Самара, стягивая ещё и очки и беззастенчиво разглядывая его, – атаман просил.

      У неё карие, острые глаза, белые хорошие зубы, она скуластая, может быть, даже привлекательная и уж точно сильная.

      Она оглядывается:

      – А, ты сколопендру выследил!? Молодец!

      Женщина дёргает затвор, вскидывает ружьё к плечу.

      «Неужели она знает, где зарылась тварь?»

      Самара стреляет, почти не целясь. Выстрел! Картечь взметнула песок, и сразу за фонтаном песка из бархана рывком появляется чёрная голова многоножки. Самара первым же выстрелом попала в неё, животное ранено, дёргается из стороны в сторону, слепо поливая всё вокруг кислотой. Но это длится недолго, секунду, пока казачка передёргивает затвор и снова стреляет. И опять не целится, и даже толком не прижала приклад к плечу. Сколопендра добита, разорванная треть животного вместе с клыкастой головой вывалилась из бархана, а женщина, загоняя патроны в патронник, говорит:

      – Она завсегда ложится вверх, под самый гребень, там песок немного осыпается. Так её и находим.

      Но сейчас инженера волнуют не сколопендры, он смотрит на неё в упор и спрашивает:

      – Это вы рассказали атаману, что я промахнулся с нескольких шагов?

      Она вдруг смеётся, а зубы у неё и вправду хорошие:

      – Ой, да ладно тебе! Обиделся, что ли? Стояли с бабами, про готовку говорили, как лучше козодоя готовить, я про тебя и вспомнила, сказала, что в степи повстречала. А там была жена атамана, видно, она ему по дурости бабьей и сбрехнула, – её перчатка ложится ему на локоть, – да ты не обижайся, инженер, с кем не бывает, у нас и лучшие казаки иной раз мазали.

      Она успокаивает его, но тут же улыбается, улыбается немного нахально, почти с вызовом. Эта женщина Горохову стала неприятна, ну, может, и недурна собой, и зубы отличные, и стреляет на удивление, но было в ней что-то отталкивающее. А сказать точнее, отпугивающее. Посмотрев на неё внимательно и подумав пару секунд, он понимает: да она попросту была опасна, проблемная баба.

      «Упрямая, дикарка, без чувства такта. Даже не скрывает своего интереса,