Он – Форс. Вероника Мелан

в плейлист классику, собираю открытки и мягкие игрушки…

      Мне нравились его глаза. Теплые, серые, будто с каменной пылью на дне – удивительный контраст. Как будто та сталь, что в них иногда отблескивала, предназначалась не мне, однако меня держала в тонусе тоже.

      Форс, глядя с улыбкой, но внимательно, сделал еще глоток. После поставил стакан на стол; изменилась улыбка – стала чуть саркастичней, печальнее, мол, «зря ты меня недооцениваешь».

      – Уверен, что в твоем плейлисте никогда не водилась классика. Да и в том, что ни одной плюшевой игрушки в твоей комнате нет, я уверен тоже. Как и открыток.

      Этой фразой он обезоружил меня, послал по позвоночнику ворох мурашек. Теплый. Холодный. Притягательный. И слишком умный. Я все больше убеждалась в том, что близко подпускать его не стоит.

      – Послушай, – прозвучало так, будто я оправдываюсь, – ты нашел меня… для секса. Давай… не будем усложнять.

      «Я позволю тебе так думать».

      Меня пугала глубина и теплота его взгляда. Взгляда человека, знающего больше. Например, то, что он нашел меня насовсем, навсегда. Это был взгляд очень терпеливого мужчины, умеющего настаивать на своем, умеющего незаметно убеждать. И вытряхивать эту «ересь» из головы становилось все сложнее.

      – Думала, я тебя не найду?

      Думала. Надеялась. Вся я надеялась, все девяносто девять процентов. А один жалкий процент, спрятавшийся даже от самой себя, стыдливо надеялся, что найдет и сделает все именно так, как сделал.

      – Как… ты… это сделал?

      «Как нашел меня?»

      – По запаху.

      Шутка. Или нет?

      И обещание – нам будет хорошо.

      Форс отставил стакан, обошел стойку, направился ко мне с видом человека, у которого в запасе вечность, и который собирается начать наслаждаться ей сейчас.

      – Хочу увидеть то, – «что мне принадлежит». Нет, это не прозвучало, мне показалось, – то, что искал. Тебя.

      Я отступала к стене. Привычка быть настороже. Хотя от кого? От него бесполезно…

      – Ты уже видел все руками.

      – Но не видел глазами.

      На мне спортивный костюм. Хорошо хоть белье хорошее, плохое я попросту не любила.

      Идти стало некуда, когда я поняла, что оказалась возле угла. Спиной к стене.

      И уже из самой ловушки зачем-то спросила:

      – Я тоже ничего о тебе не знаю. Даже имени…

      Он снова пах так, что ты сдался еще до того, как понял, что сделал это. Черт, я бы тоже узнала его по запаху.

      – По документам я… Крейден… Форстон. Если тебе это зачем-то нужно.

      Он звучал, как нож. Как кремень. Он звучал, как тот, с кем лучше было бы не иметь дел.

      – Форс… Крей… – я пробовала эти слова на вкус, как нечто запретное.

      – Для тебя… кто угодно.

      «Для тебя – что угодно».

      (BRKLYN – Sip Sip)

      От пацанки меня всегда отличала грудь. Слишком выпуклая, очень женская, полновесного третьего размера – ей любовались так протяжно, что забылось о том, что я в спортивном костюме, молнию которого только что медленно расстегивали.