Мёртвая свадьба. Елена Усачева

вместе. – Девушка у столба вдруг рухнула своим тощим телом на ступеньку, уселась, натягивая сарафан на коленки. – По улице не пройдёшь, сплошные какашки.

      Её невысокая сестра перекатила в пальцах маленькое красное яблоко и задумчиво улыбнулась. Высокая вывернула шею, чтобы посмотреть на неё.

      – Что молчишь?

      – Мне кажется, на нас смотрят, – ответила невысокая, всё так же неприятно улыбаясь.

      – Коровы! – Высокая выхватила из рук сестры яблоко и запустила в забор.

      Толик рванул через лопухи к дороге. Ритка скакала за ним, ухитряясь наступать в каждую крапиву.

      – Во ведьмы, прям почуяли, – довольно потёр руки Толик.

      – Сами они коровы, – недовольно буркнула Ритка, расчёсывая новые укусы крапивы.

      – Их зовут Ирка и Маринка, – сообщил Толик. – Так баба Света вчера кликала. Та, что выше, Ирка. Она сумку тащила из магазина.

      – Да ну их, – Ритка побежала к своему дому. – Сразу видно, дикие. Будут на участке сидеть и не высунутся. Только до магазина и обратно.

      Толик побежал за ней. До поворота им было по пути.

      – Яблоки жрут с утра. Надо же! – крикнул он, на ходу потирая впалый живот. – Ты куда?

      – Мать велела с сеструхой посидеть, пока она на огороде будет.

      – Я тоже домой, – Толик свернул на свою улицу. – После обеда приходи купаться.

      – Если время будет. Мать про сено что-то говорила.

      Толик махнул на прощание рукой и припустил по улице.

      Родной дом он мог найти с закрытыми глазами по звуку: с раннего утра из распахнутого окна слышался стрёкот швейной машинки. Склонённая мамина голова. Лицо светлое, чистое, а взгляд настороженный. Она почему-то всегда так смотрит. Словно опасается чего.

      – Толь, почему не позавтракал? – крикнула мать, не отрываясь от шитья.

      – Я у Катьки сырников поел, – Толик устроил локти на подоконнике. Солнце приятно грело затылок и спину.

      – Про огород помнишь?

      Стол был завален разноцветным материалом. Гора хлопка и сатина двигалась, шевелилась, дышала.

      – Я вечером на рыбалку. – Толик с улыбкой смотрел на мать, на то, как быстро бежит ткань под её руками. В какой раз удивлялся её тонким красивым пальцам.

      – Вот переломаю я твои удочки, будешь знать, – отозвалась мать, недовольно качая головой.

      Машинка продолжала строчить, ткань по столу ползла, и казалось, что это сам стол двигается. Не переставая давить на педаль привода, мать вдруг сунула руку в ворох тканей и что-то выбросила в сторону окна.

      – Светлане Егоровне отнеси. Она просила передник прострочить.

      Толик перехватил тряпку, крутанул в кулаке, рассматривая. Фартук был сделан из светлой ткани, но не новой, а пожившей. Была в ней какая-то историчность. И тесёмки затёртые. Зачем такое прошивать?

      Мать кивнула, угадав мысли сына.

      – К ней внучки приехали. Она старый передник под них перешивает. Хочет их хозяйству учить.

      Мать подняла прижимную лапку, оборвала нитки о резец,