Город пустых. Побег из Дома странных детей. Ренсом Риггз

помощь ей нужна? – спросила Эмма. – Вы можете ее оказать?

      – Ей способна помочь только другая имбрина. И у нее очень мало времени.

      Я напрягся. Это было что-то новое.

      – Что вы имеете в виду? – спросила Эмма.

      – Мне очень жаль, но я вынужден вас огорчить. Два дня в теле птицы – это для имбрины очень долго. Чем больше времени она проведет в теле птицы, тем больше человеческого начала может быть утрачено. Уйдет все – ее память, ее слова, все, что делало ее тем человеком, которым она была, пока наконец она не перестанет быть имбриной. Она станет самой обычной птицей. Навсегда.

      Передо мной возникло видение – мисс Сапсан, распластанная на операционном столе. Она не дышит, а вокруг суетятся врачи. И с каждой секундой повреждения, нанесенные ее мозгу, становятся все серьезнее и необратимее.

      – Сколько? – спросил Миллард. – Сколько у нее времени?

      Эддисон прищурился и покачал головой.

      – Два дня, если у нее хватит сил.

      Раздались возгласы ужаса, мы все побледнели.

      – Вы уверены? – спросила Эмма. – Вы абсолютно в этом уверены?

      – На моих глазах такое уже происходило. – Эддисон подбежал к маленькой сове, сидевшей на ветке поблизости. – Это Оливия, она была молодой имбриной, которая в процессе подготовки получила серьезную травму. Ее привезли к нам только через пять дней. Мы с мисс Королек сделали все, что могли, чтобы ее вернуть, но было слишком поздно. Это произошло десять лет назад. С тех пор она такая.

      Сова молча смотрела на нас. В ней не осталось ничего от человека, это было видно по ее равнодушным глазам.

      Эмма встала. Казалось, она хочет что-то сказать, чтобы подбодрить нас, какой-то зажигательной речью вывести из оцепенения, но, похоже, не могла подобрать слов. Подавив рыдания, она побрела прочь.

      Я ее окликнул, но она не обернулась. Остальные просто смотрели ей вслед, потрясенные ужасной новостью, а также слабостью и нерешительностью, которые проявила Эмма. Она так долго держалась перед лицом всех этих ужасных испытаний, что мы привыкли принимать это как само собой разумеющееся, но оказалось, что и у нее есть свой предел. Она была странной девушкой, но помимо этого она была человеком.

      – Вы бы сбегали за ней, мистер Джейкоб, – обратилась ко мне Бронвин. – Нам не стоит здесь надолго задерживаться.

* * *

      Когда я догнал Эмму, она стояла на краю плато, глядя на пейзаж внизу. Покатые зеленые холмы плавно переходили в долину. Она услышала мои шаги, но не обернулась.

      Я топтался рядом с ней, не зная, как ее утешить.

      – Я знаю, что тебе страшно, и… и три дня – это очень мало, но…

      – Два дня, – перебила она меня. – Два дня в лучшем случае. – Ее губы дрожали. – И это еще не самое худшее.

      – Что может быть хуже? – возразил я.

      Я видел, что она борется с подступающими слезами, но внезапно Эмма сломалась. Опустившись на землю, она разрыдалась. Я встал