Кантилена для мертвеца. Мистическая драма. Номен Нескио

шёпотом произнёс Гоголь.

      Наступила пауза. «Уыыу-у-ухх…», отчётливо дунуло за окном, от чего Анненков вздрогнул. Однако, словно себе в успокоение произнёс:

      – Да полно вам…. Это всего лишь ветер….

      Николай Васильевич усмехнулся.

      – То есть? Я сейчас вас не совсем понимаю, – продолжил переписчик.

      Он приблизился к окну и зачем-то попробовал на прочность запоры рам.

      – Меня не оставляет мысль, что я буду погребён заживо. Но для всех, всё произойдёт естественным способом. Я даже сплю сидя, чтобы меня не приняли за покойника. Вот, смотрите.

      Гоголь протянул свою худую ладонь.

      – Это моё нормальное состояние. Постоянное ощущение холода. Ну, никак не могу согреться и ничего с этим поделать уже нельзя.

      – А мне кажется, что страхи, не более чем плод вашего воображения, а болезненное состояние я могу объяснить душевной хандрой и некой физической особенностью организма. Уж простите, но я не доктор. Ваши герои заменили вам семью, вот вы, как добрый родитель и принимаете на веру всё, что происходит с ними, тем не менее, их жизнь могла сложиться совсем иначе, пожелай вы этого. Но, как говорится, что сделано, то уже есть.

      – Ахщ! – вдруг донеслось с улицы.

      – Это мужики, – не отворачиваясь от окна, произнёс Николай Васильевич, однако заметив краем глаза некоторое смятение собеседника.

      Огромного вида местный кузнец в кожаном фартуке с длинными засаленными волосами, схваченными металлическим обручем, приподнял тяжёлый экипаж, удерживая его на весу, в то время, покуда двое мужичков пытались приладить колесо.

      – Вот в этом вся Россия.

      – Опущай, Осип! – махнул руками один из работников.

      – Убяри его! Убяри! – тяжело дыша, хрипло вскрикнул Осип, кивая головой на щенка, что играючи вертелся около колеса.

      Оказавшись отброшенной в сторону, собачка, поджав хвост, обидчиво взвизгнула и бричка с грохотом опустилась на землю.

      – Вот что царями называется русской империей. Вот что есть неистребимая, но больше всего непонятная для европейцев русскость. Никогда они не поймут нас, а потому и не примут. Мы разные и не будет общности русскому человеку, ни с голландцем, ни с немцем.

      – Но от чего же вы так думаете?

      – Думаю от того, что живя за границей, как никогда ближе…, до неимоверной тоски, становится мне Россия и как не хватает мне тепла и песен моей Украины. Мне, русскому человеку не хватает Родины, что совершенно непонятно итальянцу….

      – Однако хочу вам заметить, что свои сочинения, по большей мере, вы писали именно в Италии.

      – Да, в Италии. Но и этому есть объяснение. Представьте, как сладок момент ожидания встречи с близкими вам местами. Какие сюжеты рождаются в вашем представлении. Что вы испытываете, приближаясь к родному дому после долгого отсутствия? Остаётся лишь перенести это всё на бумагу…. Вот потому и Италия