Военспец. Чужое лицо. Юрий Корчевский

столе стояли кувшин вина и три серебряных кубка.

      – Здравствуйте, князья!

      – Хм, Григорий! Давненько тебя видно не было. Садись. Али важное что узнал?

      Андрей сел на скамью у стены.

      – Обоз с обоими Мнишеками уже в пути, к концу апреля будет в Москве. С ними – несколько сот воинов. Сколько – сказать не могу, не знаю.

      Князья переглянулись.

      – Только что об этом говорили. Похоже, самозванец всерьёз решил жениться. Только нам, дворянству и народу, царица иной веры не нужна. Ты знаешь, что невеста требует провести обряд по католическому канону?

      – Пока не ведаю.

      – Нам это на руку, народ православный и Церковь сей манир не примут.

      Голицын обратился к Шуйскому:

      – Тебе не кажется, князь, что надо силы к Москве выдвигать?

      – К Первопрестольной идут псковичи и новгородцы. Правда, самозванец хотел их на Крым направить. Через две недели они будут здесь. Только он строго-настрого приказал в город их не вводить, видать, боится. Требует, чтобы в окрестных деревнях для отдыха разместились.

      – Их и используем, – вставил Куракин.

      – Э! Ведь заставы на всех дорогах! Тропинками пройти можно, но они узкие, не для войска.

      – Разве такую силу заставы удержат? Сомнём!

      – Шумно получится. Да пока драться будут, гонца к наёмникам послать успеют.

      – Князья, позвольте слово молвить.

      Похоже, об Андрее князья забыли.

      – У меня есаул козачий есть, надо с ним переговорить. Он главный на заставе. Если согласится, пропустит войско.

      – Наш пострел везде поспел! Продолжай.

      – Денег я ему не обещал, но жизнь сохранить – это обязательно.

      – Условие принимаем – так ему и передай. Он пропустит наших и пусть сразу уходит верхами от беды. Мы-то его не тронем, но представляешь, что будет, когда народ за поляков возьмётся? Он же будет всех без разбора на вилы и ножи поднимать – и ляхов, и козаков. Объясни ему это.

      – Завтра же переговорю.

      – И нам одной заботой меньше. О деталях переговорим позднее.

      – Подождите, – подал голос Шуйский. – А если этот есаул нас продаст? Начнут Григория пытать – что за войска и зачем в Москву входят? Григорий же пыток не выдержит, а нас на плаху положат, головы полетят.

      Наступила тишина – князья осмысливали сказанное. Класть голову на плаху никому не хотелось.

      – Не схватят, – заверил Андрей. – Отбиваться буду, лучше в бою погибну!

      – Можно подумать, что других не брали! Набросятся внезапно, руки скрутят – что тогда?

      – Не выдам, – твёрдо ответил Андрей.

      И боязно князьям было, и войска в город желательно ввести тихо, без боя, чтобы поляки да прочие наёмники к отпору приготовиться не успели. Врасплох-то застать куда лучше, потерь меньше. Только и жизнь свою вверять Андрею и неизвестному им есаулу не хотелось. Есаул при всём желании их выдать не сможет – он их не знает. Вот батюшку Матвея может – как и его, Андрея.

      Хорошенько поразмыслив, князья дали согласие – тут уж Андрей на их решение повлиять не мог. Сам бы захватил Кремль и