Тонкий лёд. Юлия Цыпленкова

на красного призрака.

      – Призраки белые, – возразила я.

      – А ты – стыдливый призрак, – хохотнул младший агнар Берлуэн.

      Удостоив его сердитого взгляда, я поспешила покинуть гостиную и скрыться в своей комнате, пока не явился папенька, убежавший за диаром, и не начал меня распекать за недопустимое поведение. Однако закрытая дверь не смогла удержать праведный гнев родителя, и он забарабанил в нее кулаком, требуя:

      – Флоретта, немедленно откройте своему отцу!

      – Фло устала, – донесся до меня голос брата.

      – Сначала я пожелаю ей доброй ночи, – кровожадно объявил папенька.

      – Отец…

      – Молчать, мальчишка!

      – Я уже открываю, папенька, – поспешила я к дверям, пока не досталось заодно и брату.

      Повернув ключ в замочной скважине, я, отойдя в сторону, повинно склонила голову. Агнар Берлуэн, чеканя шаг, вошел в мою комнату и остановился напротив, заложив за спину руки. Он некоторое время перекатывался с пятки на носок и обратно, после погрозил мне пальцем и обрушил на меня свой праведный отцовский гнев:

      – Это возмутительно, дочь моя! Откуда в вас эти ужасные манеры?! Лежать на полу, да кому такое взбредет в голову? И что за слова вы произнесли вслух? В каком свете вы явили себя вашему жениху и благодетелю? Что если он решит, что вы ему вовсе не подходите? Вы думали об этом?

      – Нет, папенька, – вздохнула я.

      – В том-то и дело, Фло! – воскликнул родитель, переходя на более домашнее обращение. – Ты ни о чем не думаешь. На нас продолжает сыпаться благодать, а ты хочешь закончить все те чудеса, что выпали на нашу долю, одной своей глупой выходкой?! Немедленно садись и пиши его сиятельству извинения! Немедленно, Фло! Я проверю… Нет! Я сам тебе все продиктую. Садись за стол.

      Писать извинения отчего-то совсем не хотелось. В душе моей поднялся странный протест, и негодование заставило вскинуть на сурового родителя возмущенный взгляд.

      – Но, папенька, д’агнар Альдис мог бы и уведомить нас о своем появлении, и тогда я бы ждала его в вертикальном положении. Однако же…

      – Немедля! – гаркнул агнар Берлуэн, и я поспешила к столу, продолжая внутренне негодовать.

      Папенька прошелся по моей комнате, заложив руки за спину, после выдохнул и развернулся ко мне на каблуках.

      – Пиши, – произнес он, я послушно обмакнула перо в чернильницу и приготовилась записывать под диктовку. – Драгоценный д’агнар Альдис. Сегодня я предстала перед вами в непозволительном виде, и прискорбие заполнило мое сердце…

      Я кривилась, морщилась, фыркала, но выводила папенькины слова, протестуя в душе. Что за обращение? Может, я и не имею столь высокого рождения и вовсе ничего не имею, но мое самоуважение при мне, и оно бунтует против самоуничижения, к которому меня подталкивал родитель, вынуждая молить о прощении за неловкую случайность.

      – Молю вас на коленях…

      – Это уж вовсе лишнее, – не выдержала я. – Кем я буду в глазах своего жениха?

      – Покорной и скромной девицей,