Отморозок Чан 1: Нет чести, нет цели, нет жалости. Исаак Вайнберг

Он упал на колени и завопил, как последняя сука, закрыв изуродованное лицо руками. Ёбаный нытик! Не дожидаясь момента, когда эти ублюдки начнут понимать, что их убивают, я рванул вперёд. На ходу бросив обрез, выхватил нож и с силой ударил в грудь ещё одного мужика, который, выпучив глаза, наблюдал, как вопит от боли его товарищ.

      Нож вошёл тяжело. Я хотел ударить под рёбра и по косой пронзить сердце, но взял высоковато – нож застрял. Чтобы вырвать его, пришлось упереться в грудь мудака подошвой. Тот съехал с лезвия с мерзким скрипом металла о кость и мешком повалился на платформу. Двое оставшихся мужиков наконец-то поняли, что к чему, и с воплями ужаса рванули прочь, но я уже поймал кураж и не планировал оставлять их в живых – убрав нож в ножны, пустился в погоню. Люди выходили из своих сараев, с удивлением наблюдая за погоней, но не предпринимали никаких действий.

      Внезапно один из ссыкунов решил сойти с дистанции – прыгнул в сторону, к открытой двери сарая, и скрылся внутри. Хули, за двумя зайцами погонишься… Пусть пока прячется – я пробежал мимо, крикнув: «Ссыкло!»

      Ещё несколько десятков метров погони – и я настиг последнего трусливого каннибала. Удар ногой в спину – он упал вниз лицом, я кинулся сверху, схватил его за волосы и начал бить ебалом о каменные плиты платформы: удар, ещё, затем ещё и ещё. Он затих на десятом. Дальше я не считал, но, когда заканчивал, вместо глухого стука раздавалось мерзкое чавканье, а под остатками его головы растекалась огромная багровая лужа.

      Я тяжело дышал, но времени отдыхать не было – нужно разобраться с последним людоедом. Вытерев руки о штаны мертвеца, я достал пистолет из оперативной кобуры: когда-то это был «макаров», но теперь это «Дядь Толя», потому что мой хороший товарищ дядя Толя так его закастомизировал, что от «макарова» осталась лишь боевая пружина.

      Я быстро шёл по станции, хмуро разглядывая косые сараи и пытаясь вспомнить, в какой из них запрыгнул этот хитрый мудак. Местных зевак уже не было – видимо, просекли, что тут какая-то нездоровая петрушка творится, и поныкались. В конечном счёте я признал, что хуй вспомню, в какую дверь катапультировался этот охуевший селезень, и начал выбивать все двери подряд. За ними меня поджидали забившиеся по углам местные, в основном женщины и дети – видимо, все мужики, кроме тех, кого я уже встретил, ушли охотиться на поверхность или умерли.

      Наконец за одной из дверей я увидел его. Он сидел, прижав к себе двух пацанят лет по десять-двенадцать, наверное. Или по восемь? Хуй его знает – у меня детей никогда не было, я в таких вопросах понимаю мало.

      – Вставай, гнида пучеглазая! – Я направил ствол ему в башку. – Хотел со мной перетереть за дела какие-то? Ну, вот он я – давай перетрём!

      Он прижал детей к груди ещё крепче и поднял на меня испуганное лицо. Ублюдок явно понимал, что ему пиздец…

      – Я… я… – начал заикаться он. – Что мы вам сделали? Зачем вы… Как… Почему вы нас убиваете??

      – А вы, уёбки, впятером ко мне просто