«Белый шум» Сэма Джойса. Александр Прокудин

баланс. Доктор объяснит подробнее. Я пока заполню для него ваши бумаги, – Картрайт показал мне внушительную пачку бумажных листов.

      Хосе помог мне пересесть в каталку и откатил её вместе со мной в сторонку. Сам же принялся обрабатывать капсулу, из которой меня вынули. Стянул и бросил под ноги простынь, на которой я лежал, и, орудуя тряпкой и пульверизатором, начал надраивать пластик, оттирая всё то, что я мог на нем оставить.

      Предоставленный сам себе я осмотрелся. Помещение, в котором мы находились, было забито такими же капсулами, как моя, до самого потолка. По три в высоту, примерно полтора на полтора метра в торце, они занимали всю стену, а она была немаленькой. Я не стал считать, но капсул было несколько десятков, и у всех горел жёлтый огонёк. Кроме моей. У меня лампочка была потушена. Ещё я понял, что не чувствую холода – когда увидел большущий термометр у входных дверей, на нем было всего 4 градуса по Цельсию.

      – А вообще, то, что ты выкарабкался, для тебя адски хорошая новость, – болтливый Хосе, застилающий мою капсулу свежей простынёй, продолжил разговор. – Ещё пара дней и по закону тебя бы сунули в печку.

      – В печку? – туповато переспросил я.

      – Как «невернувшегося». С разбитыми башками такое бывает. Уж «Белый шум», по крайней мере, точно из-за неё. Правильно, мистер Картрайт? – спросил он у коллеги.

      – Очевидно, – подтвердил Картрайт, не отрываясь от бумаг. – При повреждённом мозге «Белый шум» явление весьма распространённое. В большинстве случаев он проходит сам собой. Синапсы и нейронные узлы постепенно включаются в работу, их совместная мощность нарастает и, наконец, её становится достаточно для сложного мышления.

      – Как электрические подстанции? – спросил я неожиданно для самого себя.

      – Да, это верная аналогия, – с небольшим удивлением подтвердил санитар. – В общем, пока бить тревогу рано. Надеюсь, у вас все наладится.

      Йо-моё…

      Да уж, придётся мне поскрипеть мозгами, чтобы врубиться в то, что происходит. Я зомби, у которого проблемы с кукушкой – вот и всё, что я пока понял.

      – Картрайт шарит. Уж поверь, – заметил Хосе с уважением, присев на стол рядом с коллегой. – Пока был живым, работал лепилой. Тут же, в Медицинском центре Барквиста.

      – Нейрохирургом-вертебрологом, – поправил Картрайт, а я про себя отметил, что слово «лепила» мне куда понятней. – Но сейчас, сами понимаете, к операциям меня никто не допустит. Тружусь в отделении ресургентов, младшим санитаром в переходном зале. Хосе – старшим. Он тут, кхм, подольше работает.

      Понятно, чего они спорили, когда я еще лежал в ящике.

      – Ок, бро, – говорю, чтобы сказать что-нибудь. – А что со мной дальше?

      – Процедура такова, – Картрайт оторвался от бумаг. – Доктор произведёт осмотр, зафиксирует вас как состоявшегося ресургента и заполнит свою часть документов. Он же сообщит о вашем воскрешении родственникам, указанным в досье. Далее вас ждёт медицинская консультация, скорей всего групповая. В нашей конторе воскресает по несколько десятков человек в день, по одиночке вводить вас