Неон, она и не он. Александр Солин

изредка задавая свои. Они миновали безымянную лавку, где торговали музыкальной аппаратурой и дисками, и он спросил, где, по ее мнению, он мог бы отыскать редкие записи. Она спросила, что его интересует, он ответил, что есть два французских джазовых пианиста – Марсьяль Соляль и Ральф Шилькруна, записи которых он давно ищет. Не прочь также отыскать ранние записи «Double six de Paris». Она ответила, что из французских джазменов знает только Джанго Рейнхарда и Стефана Граппели – последний написал музыку к «Вальсирующим»: просто чудная, совершенно необыкновенная музыка! Он охотно согласился и чтобы заручиться встречей, продолжал мягко настаивать на ее помощи.

      «Ну, хорошо. Я попытаюсь вам показать, где это можно найти. Завтра».

      Ну, разумеется, завтра.

      Она жила в районе Люксембургского сада, за бульваром Монпарнас, на улице Буасонад, на пятом этаже узкого дома, зажатого с двух сторон большими домами, как худой человек толстяками. Они довольно быстро туда доехали, он подал ей руку и помог выйти.

      «Если вы не торопитесь, мы могли бы подняться ко мне и что-нибудь выпить…» – сказала она, выпуская его руку.

      «С удовольствием!» – не стал он себя упрашивать и отпустил такси. Было около двенадцати.

      Они прошли мимо недремлющего консьержа, поднялись по лестнице и оказались в небольшой квартирке, которую она, как оказалось, здесь снимала. Пригласив его снять пиджак и сесть на пухлый диван, она спросила, что он будет пить.

      «То же, что и вы» – сказал он.

      «Тогда Мартини» – заключила она и ушла в другую комнату. Пока она отсутствовала, он осмотрелся.

      Комната, где он находился, служила, по-видимому, гостиной и была обставлена и ухожена с другим, незнакомым ему вкусом. Высокий потолок был ее легкими, низкая мебель возвеличивала. Кровосмешение стилей наводило на мысль, что Мишель живет здесь не одна.

      Хозяйка принесла на маленьком подносе два бокала и бутылку Мартини. Она успела переодеться, и теперь на ней было легкое цветастое платье, короткое и двусмысленное, как японское стихотворение. Кроме того, она распустила волосы, отчего лицо ее округлилось и стало домашним.

      «Какую музыку вы любите, DimA?» – стояла она перед ним, сверкая сладкими девчоночьими коленями.

      «Ну… не знаю, я много чего люблю. Когда-то я любил «Би Джиз», а теперь люблю би джаз…» – сострил он, стараясь не смотреть на ее ноги.

      «О, Би Джиз! Посмотрите там! – махнула она рукой в сторону музыкального центра. – Там что-то должно быть…»

      Он встал и сделал два шага в указанном направлении. Под центром, на полках он нашел десятка два CD – в основном записи французских певцов. Среди них ему попался Джо Дассен. Он разобрался с аппаратурой, запустил диск и вернулся на диван.

      «А-а, Джо Дассен! Вы любите Джо Дассена?» – спросила она и, передав ему бокал, уселась рядом.

      «Да, у нас он очень популярен, хотя мало кто знает, о чем он поет».

      «Вот как? Забавно! Впрочем, вы не много потеряли. Ведь все мужчины поют про любовь, не так ли?»

      Ее гладкое, без единой морщинки личико было обращено