Обратный отсчет. Олекса Белобров

травмы. Его поведение может оказаться неадекватным, да и за его слова я не могу поручиться…

      Начальник отделения самоотверженно отмазывал его, и в груди у старлея потеплело. Есть все-таки умные люди на свете!

      – Кроме того, раненый Петренко может совершенно неожиданно впасть в травматическую кому, – добавила Афродита, заливаясь краской. – Мы уже столкнулись с этим явлением, когда он был только что доставлен в госпиталь, – больного не могли разбудить почти двое суток…

      – Скажите, Владимир Иванович, – вставил свой «пятак» замполит, – а психиатр уже осматривал старшего лейтенанта? Если нет, то я не стал бы ручаться, что его выступление окажется взвешенным и выдержанным в соответствующем ключе!

      В итоге полковник из окружной политуправы немного «подешевел».

      – Ну что ж, – опытный аппаратчик уже сообразил, как красиво выкрутиться из неоднозначной ситуации, – думаю, после операции и консультаций со специалистами мы все-таки изыщем возможность привлечь старшего лейтенанта Петренко к занятиям в системе марксистско-ленинской учебы офицеров и политзанятиям с личным составом срочной службы. Выздоравливайте, Александр Николаевич! – Он сунул мягкую пухлую ладонь оторопелому раненому. – Мы с вами еще непременно встретимся!

      С этими словами полковник развернулся и направился к двери. Замполит Воротынцев, помахав Петренко, словно старому приятелю, затрусил следом. В палате остались только Седой и Афродита.

      – Спасибо! – искренне поблагодарил Хантер. – Мне только этой болтологии и не хватало!

      – Не за что! – Начальник отделения потрепал его по плечу. – Я вашего брата навидался в Афганистане и знаю точно: у вас, как у того пьяного, – что на уме, то и на языке. Могу представить, что бы ты мог порассказать им о политработе в боевых условиях!

      – Особенно в окружении, – ощерился Хантер, вспомнив последние слова Ромки Кривобоцкого, замполита отдельной роты спецназа. И вдруг тоска по погибшему другу клещами стиснула сердце. В висках застучало, на глаза навернулись слезы. Он отвернулся к стене, чтобы никто не видел его слабость, и стал пристально рассматривать шелушащуюся масляную краску «танкового» цвета.

      Он скорее почувствовал, чем услышал, как медики вышли в коридор. Вскоре унялся и бестолковый и шумный телевизор, мучавшийся проблемами выбора у птицы счастья завтрашнего дня.

      – Мужики! – Александр круто развернулся на кровати и приподнялся на локтях. – Есть ли у нас выпить чего?

      – О, это по-нашему! – одобрительно загудели соседи. – А то спит да спит. Будто не десантник, а и в самом деле спящий царевич!

      – Вообще-то, в роте меня звали Хантером, – сообщил старлей, садясь на кровати, – то есть – Охотником, «духи» прилепили прозвище Шекор-туран, тоже из той же оперы, только по-пуштунски. Даже позывной у меня такой был… Хантер… Йоптыть! – спохватился старлей и наотмашь влепил себе по губам: – Зовут, а не звали, и не был, а есть такой позывной!

      – Это