Тени на зеркале, или Гордые уроды. Артур Атакулов

весом почти четыре кило родила!

      Женщина сквозь плотную, будто кисель, пелену слышала голос новоиспеченного деда. Раскаленные ножи, раскаленные ножи… Когда же они перестанут? Она сможет.

      ***

      Холод. В кончики пальцев будто втыкаются тысячи иголок. Почему мама молчит? Она перестала говорить, губы странно сомкнуты. Айне так хочется сейчас услышать песенку, которую она пела еще недавно.

      – Айнамага, ты только не спи, – тогда говорила она. – Ты должна потерпеть, скоро придут люди, они обязательно нас найдут. Ты не спи, Айнамага, слышишь, только не спи.

      В полутьме девочка едва рассмотрела белки глаз матери, слабое тепло от ее дыхания. Она прижалась к ней поплотнее, чтобы стало теплее хоть еще немного.

      Она должна хранить покой матери, она не должна спать. Стало еще холоднее, от матери уже не идет ее еле уловимое тепло. И выражение ее лица стало совсем другое. Может, она обиделась на нее, что Айна ненароком уснула? Она не хотела! Это само собой случилось!.. Теперь надо разбудить маму и попросить у нее прощения, Айна никогда-никогда больше не будет спать! Только вот ни руки, ни ноги ее не слушались, она лишь едва-едва могла беззвучно шевелить губами.

      Что это, она ясно чувствовала, топот ног над собой, невнятный гул голосов. Холод малышка уже не чувствовала. Иголки, что втыкались ей в пальчики, будто пропали. Но теперь Нечто, цепкое всемогущее Нечто держало ее в своих объятиях, как паук свою жертву. Хорошо бы сейчас закричать, позвать тех людей, что над ними ходят. Позвать, чтобы они поскорее вытащили ее и маму отсюда! Но она не то что крикнуть – даже шепнуть была не в силах.

      Вдруг то небольшое пространство, отвоеванное от снега, стало катастрофически рушиться падающими пластами снега. Что это? Они же могут разбудить маму! Она еще плотнее прижалась к матери и… увидела, как из снега стала появляться мохнатая лапа, выгребающая снег. Зверь! Он сейчас ее съест!

      Разверзлась темнота – ворвался свет. Взглянув вверх, она заметила ярко-синее небо. А еще оттуда свешивалась крупная лохматая морда овчарки.

      – Нашли! Нашли! Собака нашла девочку под снегом! – закричал кто-то. – Она живая! А женщина…

      – Поскорее заверните ребенка в шубу! – еще чей-то слышался голос.

      ***

      – Кричи! Кричи же, дочка! Увидишь, полегчает, когда закричишь как следует. Не то сейчас потеряешь сознание, а это нам сейчас совсем ни к чему.

      Айна очнулась от несильного шлепка по лицу. Белый потолок, белые стены, какие-то белоснежные существа. Она в раю?

      Где эта боль, что терзала ее целую вечность? То ли она ушла навсегда, то ли Айна перестала ее ощущать. Есть только слабость, неимоверная слабость, хочется зарыться в нее, как в перину, и забыть обо всем. Обо всем.

      – Иной раз прям-таки уши закладывает от крика рожениц, – снова она услышала голос. – Потом так и ходишь цельный день, как контуженная.

      – Ты, должно быть, привыкшая к таким крикам-то, почти что тридцать лет работаешь акушеркой, – сквозь