Сашкино наследство. Кадрия Хабибуллина

А вот мой тесть, не пришел ни разу. Я знаю, что мужчины не показывают своей слабости, но он даже внуков видеть не хотел. И тут я встречаю его ранним утром на кладбище.

      – Доброе утро, – я подошла к нему.

      Он открыл глаза, как-то встрепенулся, и выпрямил спину. Ему не понравилось, что я застала его врасплох. Он быстро вытер глаза, в которых я успела заметить слезы.

      – Добрый… – он зло на меня посмотрел.

      Я встала рядом: «Внуки про вас спрашивают. Может, придете их навестить».

      – Послушай, не надо ко мне подмазываться. И внуками ты меня не обманешь, как обманула мою жену, сыграв на ее материнских чувствах.

      – О чем вы? Я говорю об обычном общении.

      – Сначала общение, а потом еще больше: деньги, содержание и все такое. Ты и так испортила моему сыну жизнь.

      – Знаете, мне кажется, это вы испортили себе всю оставшуюся жизнь, тем, что никогда не были настоящим отцом для Саши. А он так этого ждал, ждал любви и понимания. А теперь его нет, и вы уже ничего не сможете исправить. И знаете, что, мне плевать, будете вы приходить к внукам или нет, это ваше дело. – Я развернулась и пошла прочь. Из глаз текли слезы. Он был так несправедлив, и так слеп: он, пытаясь, как многие богатые отцы, воспитать из своих сыновей и дочерей, настоящих самостоятельных людей, доходят иногда до такой крайности, что их дети живут в старых халупах, сводят еле-еле концы с концами. И таким отцам, даже если их дети сами всего добиваются, до конца жизни кажется, что они должны воспитывать в детях настоящих людей. Поэтому, многие из них, после своей смерти, отдают все свое богатство на благотворительность и оставляют своим детям пару процентов. Может, это и неплохо, но в Сашином случае, я понимала, что его отец, злится не на меня, а на себя: он понимал, что ничего не дал своему сыну, а тот взял и ушел из жизни раньше него. И что он теперь будет делать со своим взглядом на жизнь? Ничего… больше у него детей нет и не будет. Дочь, пропавшая в Сирии …и ту похоронить не смогли. Но, все равно, в его мозгу живет мысль: что на его наследство кто-то посягает: теперь это его родные внуки.

      Я пришла домой: надо было заставить себя зайти в кабинет. Я не заходила в него, с того самого момента, как нашла Сашу там повешенного. А сегодня я решилась: надо зайти в кабинет. Я хотела сделать из кабинета детскую, но потом передумала: пусть детская будет в зале, а моя спальня – зал будет здесь, тем более после всего, что произошло. А вообще я прияла решение – что выставлю квартиру на продажу.

      Кабинет был до сих пор опечатан. Так как некоторое время я жила у мамы и бабушки Тани с детьми, то придя домой я поняла, что в опечатанный кабинет заходили и не раз. Причем прямо в ботинках. Мне стало так противно и неприятно. Я еще раз убедилась, что квартиру надо продать, правда после того, как следователи закончат свою работу. Даже спустя 2 месяца они продолжали работать в его кабинете. Однажды, когда я пришла в квартиру, я услышала голоса. Я