Меч ангелов. Яцек Пекара

К тому же я был глубоко ей благодарен, что она не скорчилась в углу, предаваясь отчаянию над собственной судьбой и оставив вашего нижайшего слугу истекать кровью. А я осмеливался полагать, что многие женщины, более слабые духом, так бы и поступили.

      К счастью, Илона неплохо управлялась с ножом – ей удалось быстро разрезать веревки и кафтан, не добавив при этом мне новых ран (что я решил с благодарностью запомнить). Одежда моя была пропитана кровью, но я знал, что клинок не перерезал ни одной важной вены или артерии – а случись это, и мне бы не спастись. Я попросил Илону, чтобы наложила мне повязку на верхнюю часть предплечья, а заодно перемотала тряпками раненый бок (она пустила на это собственное платье). И я надеялся, что благодаря этому сумею протянуть несколько следующих минут.

      – Илона, – сказал я. – А теперь ты должна бежать за помощью. Найди каких-нибудь людей и скажи им, что здесь лежит умирающий дворянин. Не говори, что я инквизитор, а то еще проткнут меня вилами. – Я позволил себе пошутить, но она даже не усмехнулась. – Беги, дитя, а я уж, клянусь мечом Господа, постараюсь отблагодарить тебя за доброту.

      Она глянула на меня серьезно, глазами полными слез, и медленно кивнула.

      – Вернусь так быстро, как только смогу, – пообещала.

      Она выбежала из сарая, я же подумал, не настал ли нынче последний день Мордимера Маддердина и не умру ли я как случайная жертва противостояния людей, до которых мне и дела-то не было. Впрочем, я надеялся, что Господь сочтет меня настолько полезным орудием в подлунной юдоли слез, что не станет пока призывать меня ко Славе Своей.

      Внезапно размышления мои прервали стоны и бульканье. Я взглянул туда. На губах Йоханна Швиммера появился и лопнул кровавый пузырь, разбрызгивая красное по щеке. Ха, а ведь этот жалкий похититель и несостоявшийся насильник все еще жив, рука купца Лойбе оказалась не столь тверда, как я думал!

      Опираясь на здоровую руку, я пополз к Швиммеру, надеясь, что мне удастся помочь, а то и спасти ему жизнь. Конечно, вело меня не достойное сожаления милосердие, но вера в то, что Швиммеру стоит умереть куда более тяжело, чем подохнув от ударов ножом. А чтобы смерть для него таковой оказалась, следовало сперва его спасти.

      Но когда я подполз ближе, понял, что актерский помощник не проживет и часа – и то, что он до сих пор дышит, уже можно считать настоящим чудом.

      Должно быть, он услышал меня, а может, увидел краем глаза, как я подползаю. Не мог даже повернуть голову – только глаза его скосились в мою сторону.

      – М-м-м… м-м-ме… – застонал, а изо рта его потекла кровь.

      – Ну, брате, – сказал я. – Нынче путь твой – в огонь вечного страдания. Подумай о том, пока не сдох…

      Речь была слишком длинной для моего жалкого состояния, и я измучился настолько, что снова рухнул на пол. Так мы и лежали со Швиммером, плечом к плечу, будто близнецы или воины, умирающие за общее дело. Ха, насколько же обманчивым бывает поверхностное впечатление!

      – М-м-м… м-м-ме… – снова застонал Швиммер.

      Когда я глянул на него, заметил, что глаза его движутся странным образом.