Темнолесье. Начало пути. Светлана Казеннова

заклятьем бортника, ожидали пробуждения старосты. И сейчас, глядя в пол, я мечтала только об одном – оказаться в своей уютной спальне, упасть в кровать и дать отдых ногам. В выражении лиц остальных тоже угадывалась усталость, нежели чем раскаяние. Мстислав, не дожидаясь начала разговора, сознался, что это он подбил нас на подобную авантюру, и сейчас ему доставалось больше всех.

      – Да кабы не дед твой, то я бы тебя вообще сослал! С оглаской по всему княжеству! С табличкой деревянной во всю грудь! Таким деянием опозорить род! А сколько до этого проступков было, а я на все глаза закрывал?!

      Скосив глаза на друга, я увидела, что он спокойно смотрит в лицо старшего. Лишь сжатые губы и побелевшие скулы выдавали чувства парня. Он не пытался вставить в свое оправдание ни слова, да, кажется, старосте этого и не надо было.

      Спустя час монолога, состоявшего из призывов на наши головы всевозможных кар небесных, Иван Буянович выдохся. Про себя я даже невольно восхитилась его воодушевленной речью: он ни разу не повторился, объясняя нам всю пакость нашей выходки. Красноречивый мужик. И наказание придумал изощренное.

      – Ненавижу, – простонал Костя.

      – Да ладно тебе, могло быть и хуже, – пыталась успокоить его Варя.

      – Куда уж хуже. Это вы, женщины, привычные к такому!

      – Но-но! Давай тут без этих стереотипов, – я погрозила ему пальцем и кинула очищенную картофелину в чан с водой. – Мужчина тоже должен уметь готовить, как минимум – чистить картошку!

      Мстислав хмыкнул, продолжая орудовать ножом. Гора высыпанных перед ним корнеплодов быстро уменьшалась, но это не приближало нас к окончанию исправительных работ: дальше предстояло лущить горох в объеме трех мешков, а там очередь и до перебора круп дойдет. И только после этого нам было разрешеноотправится спать.

      – Нет, серьезно! Ну сколько можно? Мы в этой темнице уже большую часть лета провели! Хоть бы что новое придумал Буяныч! – продолжал сокрушаться парень. – А это работа домового, пусть он этим и занимается!

      – А неча баловать. Накуролесил – отвечай за свои поступки, – возразил ему голос из-за печи.

      Желания продолжать разговор, а тем более успокаивать парня, у меня не было и, потерев слезившиеся глаза, я продолжила монотонную работу.

      На закате староста отпустил нас. Распрямить затекшие ноги оказалось непростым делом, а как задеревенела поясница! Кое-как разогнав кровь по уставшему телу, мы поплелись спать. Голова до такой степени не соображала, или я уже просто спала на ходу, но свой дом мы с Варварой прошли мимо. И поняли свою оплошность, только когда Смеяна окликнула нас из окна. Ввалившись в комнату, я прямо в одежде упала на кровать. Не успела голова коснуться подушки, как я уже видела сны. С проклятой картошкой.

      Исправительные работы на кухне оказались не единственным наказанием. Нас посадили под домашний арест. Лет с десяти родители перестали прибегать к такому воспитательномусредству ипредпочиталивести со мной взрослые беседы, разбираясь в моей оплошности или нарушении правил.

      Попыткиослушаться