Темнолесье. Начало пути. Светлана Казеннова

в нужном направлении.

      На полном ходу я высоко прыгнула, перелетая едва различимый кустарник. Коварные ветви и тут не сплоховали и, вцепившись в длинный подол, безжалостно швырнули меня на землю. Кубарем пролетев по пахнущей тленом земле, я вскочила и, не обращая внимания на острую боль в щиколотке, прошившую ногу насквозь, побежала дальше к едва различимым неясным огням, что призывно мерцали через просветы деревьев.

      Грудь раздирало от нехватки воздуха, дыхание вырывалось со всхлипами, пот заливал глаза и под ребрами словно вонзившаяся игла поселилась боль. С отчаянием я подумала, что даже адреналин, щедро выплеснутый в кровь, скоро перестанет поддерживать меня.

      Свет среди резких темных очертаний деревьев уже слепил, призывая и маня к себе. Я поднажала. Еще немного, совсем чуть-чуть. Все кончится. Конечно, кончится.

      Очередная ветка больно ударила меня по лицу и, скользнув дальше, дернула за косу, выбивая из нее пряди. Горячая кровь потекла из рассеченной левой брови, заливая глаз, смешиваясь со слезами, мешая обзору. Мелочи. Какие же это все мелочи.

      В шуме за спиной, в этом ужасном завывании, раздался смех.

      Оно торжествовало, чувствуя, что добыча скоро совсем ослабнет.

      Немыслимым отчаянным рывком, я выпрыгнула на поляну, где горели костры высотой в человеческий рост. На этом силы покинули меня. Больная нога подломилась, и я упала на землю, по инерции пролетев пару метров и вспахав ее локтями.

      Беглый взгляд по сторонам дал понять, что, помимо меня, тут никого не нет.

      На полянке раздавался лишь треск костров и мое шумное, захлебывающееся дыхание. Я уткнулась в землю лбом, задыхаясь и царапая руками грудь.

      Холод смело коснулся стоп, огладил щиколотки и, нырнув под платье, стал подниматься выше. Треск горящего дерева отдалился. Я медленно перевернулась. Из темноты леса выползало сплошное полотно тьмы, стелясь по траве и отодвигая испугавшийся свет огня. Оно прощупывало перед собой пространство длинными щупальцами и неспешно приближалось ко мне.

      Ужас сковал меня. Я затаила дыхание и наблюдала, как оно поднимается от земли вверх, вытягиваясь столбом. Один длинный отросток-щуп выполз из центра, покачался из стороны в сторону, и в следующую секунду резко пробил мне грудь.

      Я закричала… и, распахнув глаза, проснулась.

* * *

      Бывают яркие дни, наполненные энергией, радостью, безудержным желанием заняться чем угодно, потому что усидеть на месте невозможно. А случаются и такие, как сегодняшний – со странными ощущениями нереальности происходящего, когда, встав с кровати, ты не до конца понимаешь, проснулся ли ты, или это чудное продолжение липкого и мутного ночного кошмара с погоней, страхом и болью. Выполняя все привычные ритуалы на полном автомате – умыться, позавтракать, расчесать волосы, переодеться, – я все ждала, что вот сейчас-то я проснусь на своей кровати, по обычаю проспав будильник.

      Выпив две чашки кофе и очень даже взаправду порезав палец при попытке отрезать кусок хлеба, я с сожалением отметила, что на будильник все же встала в реальности. Недовольно поморщившись, заклеила палец тонкой полоской пластыря и отправилась в свою комнату. Не нравилось мне такое начало дня, когда сразу понимаешь, что день выйдет – дребедень. Прям хоть заново ложись, чтобы попробовать «встать с той ноги».

      Взгляд приковала разобранная кровать, делая мысль прилечь на полчаса как никогда привлекательной, но часы на тумбочке отмели ее, напоминая, что времени на сборы оставалось не так много.

      На эти выходные у меня были грандиозные планы – проваляться на кровати весь день, отдыхая от вымотавшей сессии перед новой неделей, в которую я планировала заняться поисками работы на лето, но моей подруге удалось соблазнить меня на поездку в лес на некий праздник с обещанием, что при желании я смогу пролежать на пенке у костра весь день. Идея отдыха на природе подальше от города показалась весьма неплохой и даже затмила волнение перед незнакомым мероприятием.

      Признаться, в городе я всегда чувствовала себя не на своем месте. Мне всегда казалось, что он давит на меня, душит, туманит голову, и мне надо срочно сбежать из него. Раньше я разбавляла это состояние поездками к бабушке в деревню, но она умерла два года назад, и родственники, не желая обременять себя лишним хозяйством и связанными с ним хлопотами, продали дом, чтобы поделить наследство. Я просила у них отсрочки на пару лет, чтобы самой выплатить их доли и оставить для себя дорогое мне место. Но они тогда отмахнулись от меня как от неразумной соплячки. Обида на них так и продолжала разъедать меня…

      С бабушкой и тем домом у меня было связано столько теплых и счастливых воспоминаний. Я с приятной тоской вспоминаю темные прохладные сени с низким потолком, царившие в нем запахи сушеных трав и яблок, шуршание деловитых мышей под половицами, любимое место на печке, где зимними вечерами я обустраивала себе читальный покой, перетаскивая туда пуховое одеяло и переносную лампу. Если мне не хотелось читать, то я приходила к бабушкиному креслу, усаживалась под темное, разукрашенное узорами мороза окно и слушала ее удивительные сказки, похожие на те, что писал Пушкин