Тайное становится явным. Марин Монтгомери

участки льда на дороге. В некоторых местах лед почернел от грязи, его можно просто не разглядеть, и тогда автомобиль пойдет юзом.

      Я думаю, именно это и случилось с моей жизнью в тот день. Все полностью пошло юзом.

      Когда я наконец добираюсь до матери, дверь ее уютного домика тут же распахивается. На ее лице беспокойство сменяется жалостью.

      – О господи! Слава богу, ты в порядке! – ее ладонь покоится на груди, у сердца, и я вижу золотой крестик, выбившийся из-под свитера с высоким горлом.

      – Да, – говорю я, стряхивая снег с ботинок, – электричество отключили и у нас жутко холодно, но все в порядке.

      – Я как услышала новости, сразу же попыталась тебе позвонить. Весь час пыталась.

      Мне вручают чашку горячего кофе, и я с благодарностью подношу ее к своим потрескавшимся губам.

      – У меня было желание поехать к тебе, но ты же знаешь, в такую погоду я становлюсь развалиной.

      Я сажусь на диван и тут же утопаю в его мягких подушках. Уютная маленькая гостиная наполнена приятным теплом, в камине романтично трещат поленья, в воздухе витает аромат корицы. Убаюканная всем этим, я старательно игнорирую беспокойство в ее голосе.

      – Надеюсь, скоро починят электричество. Я не могу дозвониться до Джонатана. Странно, что он вообще так рано уехал.

      Лицо мамы становится озадаченным.

      – Боже, дорогуша. Я думала, ты поэтому и пришла.

      – Да нет, у нас просто отопление выключилось, – повторяю я и крепче сжимаю чашку. – Так здорово погреться у камина.

      – Он тебе вот-вот позвонит.

      – Ты о чем?

      – Его по новостям показывали.

      Я окончательно перестаю понимать, что происходит.

      – Мама, ты вообще о чем?

      – Произошел несчастный случай.

      Я парализована ужасом. В голову лезут мысли о том, что мой парень сейчас может быть смертельно ранен, и меня начинает трясти.

      – О чем ты? Какой еще несчастный случай? Да говори же ты! – кричу я. – Что случилось?

      – Он жив, но он кого-то ранил… Довольно сильно ранил, кажется. Так сказали в новостях.

      – Как?

      – Он был пьян, Шарлотта.

      – Мам, ты всегда так говоришь.

      – Шарлотта Роуз, это не мое мнение, это факт. Он вел машину пьяным и сбил женщину.

      – Когда? – Мне кажется, что пол подо мной качается. Может, вообще в Канзасе землетрясение? К тому же, посередине зимы? – Он ранен?

      – Этим утром.

      – Была же буря, просто ужасная, кто угодно мог бы…

      – Шарлотта, он в тюрьме. У него сломана рука, но эта девушка… Врачи не уверены, что смогут ей помочь, – мама берет меня за руку и крепко сжимает ее. – И еще, Шарлотта. Женщина, которую он сбил – она была беременна. Уже на девятом месяце. Скорее всего, ни она, ни ее ребенок не выживут.

      Вся дрожа, я силой стряхиваю с себя это тяжелое воспоминание. Почти машинально поглаживаю рукой свой собственный живот, и осознание того, что я собираюсь подарить кому-то жизнь в этом жестоком и неумолимом