Во имя Мати, Дочи и Святой души. Михаил Чулаки

дошли по коридору до дальней двери. Соня толкнулась без стука, как заметила Клава. Вот как – даже со Свами всё общее. Или почти.

      Сама Свами сидела в кресле и читала какую-то большую книгу.

      Комната ее была нормальная – с кроватью, столом, телефоном, комодом. Разве что не хватало телевизора на комоде. Сидеть за столом, и трапезовать, наверное, тоже, для самой Свами грехом, конечно, не было. В углу икона с женским ликом, как в молельне. Четыре лампадки горели по четырем сторонам квадратной доски.

      Свами посмотрела своими иссиними глазами – кажется, ничего ей и рассказывать не нужно: сама всё видит насквозь и дальше.

      – Сладкая Свами, я виновата, дай мне любалок сколько надо. Сестра Калерия спросила, можно ли телек посмотреть. Значит, плохо учила я.

      И быстро чмокнув Свами ручку, Соня вынула плетку из привычного, видать, места в комоде.

      – Ревностна ты, сестричка Соня, молодица кроткая, одобрила Свами. – Ложись.

      – На ложе твое? – с трепетом переспросила Соня.

      – Заслужила, чего там, – благодушно махнула рукой Свами.

      – «Госпожа Божа…», – уверенно забормотала Соня, снимая плащ свой весталочий и ложась. Волосы еще отбросила, чтобы не прикрывали объект внушения.

      Свами отстегала ее довольно крепко.

      – Ну ладно. Истерпела и будет.

      Соня встала и поцеловала Свами ручку.

      Наступила какая-то растерянная пауза. Клава догадалась, наконец, что ждут и ее покаяния.

      – Сладкая Свами, это не сестра Соня, это я грех спросила. Дай и мне любалочек этих сладеньких.

      – Молодица, правильно начинаешь, – кивнула Свами. – Давай и ты на то же место.

      Клава улеглась ничком повторяя громко и отчетливо:

      – «Госпожа Божа, суди меня строже, за малый грешок, секи поперек, боль стерплю, на радость улетю».

      Слава Боже, запомнила всё.

      – Полюби ты сестричку любовью деятельной, – услышала она голос Свами. – Ты наставляешь, вот и наставь.

      Удары сестрички ожигали, как от взрослой руки.

      – Хватит, – приказала Свами.

      Клава поднялась.

      – Спасибо, сладкая Свами, – поцеловала ручку. – Спасибо сестричка, – поцеловала ручку и Соне.

      – Не, руку только мне целовать, – поправила Свами. – Другим – грех. За это бы тоже, ну да Божа простит. Сестру любовно поцелуй.

      Клава поцеловала Соню в губы и теперь сама просунула вперед кончик языка. И встретила язычок Сони.

      Соня изгибалась язычком, проводя по деснам, а смотрела при этом глаза в глаза так, будто постигала глубокие тайны мира.

      – Ну идите, сестрички сладкие.

      – Я так испугалась за тебя! – вскрикнула Соня в коридоре. – Что ты сама любалок не попросишь. Всегда сама проси, при наималейшей вине, поняла? Сама любалок не попросишь – возьмут и высекут.

      – А разве не секли сейчас?

      – Ты что?! Любалки – они любовно даются. И в наставление. От них только здоровая кровь быстрей по жилам, и во всем теле любви прибавляется. Я уж и не могу без любалок как без молитвы. Как увижу,