Харроу из Девятого дома. Тэмсин Мьюир

и крепло подозрение – ей не нравилась плавность его движений. Он двигался легко и свободно, а когда она повернулась, машинально отзеркалил ее движение. Это выходило далеко за пределы ее возможностей – или возможностей любого некроманта Девяти домов. Но ее первый рыцарь ничего не заметил. Он впал в задумчивость, причину которой, очевидно, изобрел сам. Когда конструкт сделал жест – жест! Кто вообще потратил время, чтобы научить такому скелет! – Ортус повернулся к ней, посмотрел на нее серьезными темными глазами. Краска на черепе расплывалась.

      Он кашлянул.

      – Нет! – немедленно сказала Харрохак, но опоздала.

      Черный клинок зловещий ударил спектрального зверя, черный клинок зловещий впился в ложную плоть.

      С криком ударил когтями по шлему Девятого дома, но сердце не подводило…

      Харрохак, я не понимаю, почему вы выбрали меня.

      – Других не было, – отозвалась Харроу.

      Маска сползла с него – не та, что была сделана из алебастра и черной краски. Ортус смотрел на нее внимательными темными глазами, и его тяжелое лицо дрожало. Она с невероятным изумлением поняла, что он злится.

      – У вас никогда не было воображения, – сказал он и, явно расстроившись из-за самого себя, снова натянул на лицо маску. Он не знал, что она не рассердилась, а заинтересовалась. Торопливо добавил:

      – Простите меня, моя госпожа. Я расстроен и напуган. Я не умею умирать. Запертая гробница далека от нас, далека и ее милость, и я забылся.

      – Есть такое, – коротко согласилась Харрохак и сама разозлилась, правда, на себя, а не на него: – Умирать пока не надо, Нигенад. Пошли. Это моя вина – я не сумела впечатлить тебя своими талантами некроманта. Мы служим великому трупу, который спит беспробудным сном, и наши сердца не должны подвести нас из-за какого-то злобного лунатика. В худшем случае почитаешь ему стихи, это лечит любую бессонницу.

      – У вас отличное чувство юмора, – торжественно сообщил ее рыцарь. – Я понимаю. Я пойду за вами, госпожа, и пусть долг станет моим шлемом, а верность – моим мечом.

      Скелет поманил их пальцем, они сдвинулись с места, но Харроу вновь остановилась, когда он открыл желтозубую пасть.

      – Так оно и происходит? – спросил скелет.

      9

      Ты не могла сказать определенно, проснулась ли ты. Когда ты достигла умиротворения, то растеклась в вонючую лужу, а теперь снова собирала себя по кусочкам. Ты открыла глаза – ты лежала на спине – и медленно, тщательно, изо всех сил напрягаясь, принялась превращаться из лужи в твердое тело. В легких встал какой-то гадкий жесткий комок, при каждом вдохе в трахее мерзко свистело. В остальном ты чувствовала себя разбитой, но вполне здоровой. Плащ сбился на сторону. В груди было тяжело, но не из-за воды, а от… от тени воспоминаний, от последних обрывков сна. Ты затряслась всем телом. После легких к тебе вернулись глаза, и они увидели большое темное помещение и вспышки желтоватого света. Свет бросал угловатые тени на высокий сводчатый потолок.

      Ты помнила воду и помнила трупы. А потом все воспоминания ушли. Единственное,