Стеклянная женщина. Кэролайн Ли

Ты его погубишь.

      Роуса заклинала небо, чтобы Бьяртюр ушел, но он приблизился еще на шаг. От него несло горьким дерном и кислым потом.

      – Bóndi из Стиккисхоульмюра подыскивает себе жену. Ему и строй глазки.

      Роуса раскрыла рот от изумления.

      Бьяртюр воздел руки к небу.

      – Он богат. Он будет слать твоим родичам деньги и провизию.

      Превозмогая дрожь в ногах, Роуса выпрямилась.

      – Я не глупа, дядюшка. Твой корыстный расчет…

      – Ты могла бы всем нам помочь, Роуса. Зима будет суровой, и многие умрут. – Он прочистил горло и сплюнул на землю. – Подумай об этом.

      Он развернулся и побрел вниз по холму. В его сутулых плечах и хромающей походке Роусе почудился призрак Паудля – того, каким он может стать. Если выживет.

      Йоун провел в Скаульхольте около трех недель – торговал кое-где в окрестностях, присматривался. Присматривался он ко всему. Многие сельчане – большей частью те, у кого были дочери на выданье, – зазывали его к себе на постой, однако он отказал им и, несмотря на ночной холод, расположился прямо на улице, на склоне холма.

      Каждый день, спускаясь к речке за водой, Роуса проходила мимо него. Она не улыбалась, не махала ему рукой и не хихикала, как прочие девушки, а шла с опущенной головой. Под его взглядом по ее коже пробегал холодок.

      Снова и снова она припоминала предостережение Бьяртюра. Возможно, он был прав. Возможно, ей надо выйти за этого богача, и так будет лучше для всех. Ну нет! С какой стати ей идти за чужака? С какой стати расставаться со всем, что ей дорого?

      Как-то ночью Сигридюр зашлась в таком страшном приступе кашля, что ее платок окрасили алые брызги, и тогда Роуса поняла: все решилось само собой.

      Наутро, увидев Йоуна, бредущего к церкви через поля, она сделала глубокий вдох, окликнула его и ускорила шаг, чтобы поравняться с ним.

      Йоун остановился и повернулся к ней.

      – Зима снова обещает быть лютой.

      Она поглядела на траву. Под ледяным взглядом его голубых глаз все внутри нее сжималось. Не то чтобы это был страх – и все же она беспокойно переминалась с ноги на ногу.

      – Ты, должно быть, скучаешь по пабби. Он был добрым человеком.

      – Благодарю вас. Это правда. Вы знали его?

      – Мне довелось однажды повстречать его на альтинге. Он был очень набожен и радел о своей пастве. Епископы бывают жадные, но твой пабби был скромен.

      Роуса кивнула.

      – Полагаю, он гордился бы своей дочерью.

      Она пересилила себя и ничего не ответила. Женщинам надлежит молчать и повиноваться мужчинам.

      Он улыбнулся и, сощурившись, посмотрел на нее.

      – Ты сама смиренность, Роуса Магнусдоуттир.

      Она кожей чувствовала его взгляд. Роуса поймала себя на том, что рассматривает его руки: толстые веревки вен, сильные пальцы. Она вздрогнула и стиснула шерстяную юбку.

      – Нравится ли тебе быть покорной? – тихим голосом спросил Йоун.

      Она тщательно взвесила каждое слово:

      – Гордыня – это грех. Господь сказал: не гордись[6].

      Он сделал шаг ей навстречу.

      – Ты

6

Рим. 11:20.