Стеклянная женщина. Кэролайн Ли

толковать о смертных грехах? Нельзя… – Увидев выражение его лица, она осекается. – Да ты смеешься надо мной!

      Он вскидывает ладонь в знак извинения.

      – Нет, вовсе не над тобой. Йоун не говорил мне, что у тебя такой крутой нрав. – Он склоняет голову набок, губы растягиваются в улыбке. – Он, поди, и сам еще не знает.

      С этими словами Пьетюр пришпоривает Скальм и пускает ее рысью.

      Роуса бьет пятками по ребрам Хадльгерд, пока не оказывается рядом с Пьетюром, и бросает на него испепеляющий взгляд. Он снова смеется и подгоняет лошадь.

      Вечереет, и тревога Роусы мало-помалу нарастает: Пьетюр явно не намерен останавливаться ни в одном из селений или хуторов, которые изредка попадаются им на пути. Более того, завидев огонек в густом сером сумраке близящейся ночи, он тут же сворачивает в сторону.

      Голова Роусы свешивается на грудь, и она вздрагивает и просыпается.

      – Мы что, будем спать в седле? – спрашивает она, не в силах больше превозмогать усталость, разливающуюся жгучей болью по всему телу.

      – Изволь, можем остановиться.

      – И ночевать на холоде?

      – Нас согреют лошади, и у меня есть одеяла.

      Конечно, он ее дразнит. Но лицо его в угасающем свете хранит обыкновенное суровое выражение.

      – Есть ли тут неподалеку какое-нибудь селение?

      Он качает головой.

      – До ближайшего день езды к востоку.

      Роуса делает вдох, чтобы справиться с подступающей паникой. Она не станет ночевать под открытым небом, потому что здесь водятся лисы и крысы, а мороз пронизывает до костей.

      – Я хочу лечь в постель.

      – Мы будем спать на улице.

      Она повышает голос:

      – Мне нужна постель!

      Он хмурится и скупо кивает.

      – Так и быть. Вон за тем холмом есть один хутор. Мы будем там до темноты.

      – Что же ты раньше не сказал?

      Когда они добираются до этого хутора, Пьетюр велит ей остановиться и ждать его шагах в тридцати, под молодыми березками. Он стучится в дверь. На пороге, шаркая, появляется старик. Они шепчутся о чем-то, потом хозяин кивает, и Пьетюр возвращается к Роусе.

      – Мы будем спать в хлеву. Вместе с лошадьми.

      – Со скотом? – звенящим голосом переспрашивает Роуса.

      – Нет. Скот остается на улице, как полагалось бы и нам. В такую-то погоду.

      – Ты попросил его постелить нам в доме?

      – Мы спим в хлеву, Роуса. Ступай за мной.

      Хозяин, наблюдавший за этой беседой, окликает какого-то Тоумаса, и Пьетюр возвращается к нему. Старик машет рукой в направлении baðstofa, но Пьетюр качает головой и показывает на хлев с просевшей дерновой крышей. В конце концов старик кивает и исчезает в доме, но тут же снова появляется в дверях с двумя шерстяными одеялами. Пьетюр идет к хлеву, отворяет покосившуюся дверь и заводит внутрь лошадей.

      Роуса входит в пыльную темноту следом за ними.

      – Хозяин пустил бы нас в дом. И он назвал тебя Тоумасом.

      – Лошади могут спать на тюках сена. Мы ляжем у них под боком.

      – Почему