Гроза в Безначалье. Генри Лайон Олди

Предвечного Океана, уходя на глубину.

      Однако огонь окружил его и здесь, в толще Безначальных вод! Этого не могло быть – но это было!

      Жар опалял лицо, проникал внутрь, под кожу; казалось, кровь вот-вот вскипит в жилах, мысли плавились, путались, текли лавой – и последним усилием, судорогой бытия, меркнущее сознание Локапалы вцепилось в некий глубинный стержень, который один еще сохранял твердость внутри расплавленной лужи.

      Души бога.

      Стержень вздрогнул, завибрировал – и в следующее мгновение взорвался.

      Величайший гнев рванулся наружу из глубины естества Водоворота, и необоримая Сеть Варуны развернулась кольцом, двинувшись навстречу огненным языкам, стремясь захватить, спеленать, не выпустить неведомого врага…

      И огонь исчез.

      Словно его не было.

      Еще только приходя в себя, Варуна вынырнул на поверхность Прародины, машинально сматывая Сеть, которая послушно вернулась в его руку.

      Никого.

      Предвечные Воды были пустынны.

5

      – …Душа бога, подобная расплавленной луже? – задумчиво повторил Словоблуд, клюнув носом. – Красиво. Хотя жутковато. И что, Варуне после битвы тоже было видение?

      – Да, было.

      – Поле боя? Замерло, стынет в ознобе неподвижности: задрали хобот трубящие слоны, цепенеют лошади…

      – Не совсем. Поле боя, но кругом вовсю гремит битва. Только Водовороту до нее нет никакого дела, поскольку великое горе застилает пеленой его глаза. Он садится, скрещивает ноги, потом его хватают за волосы, рядом сверкает вспышка – и все.

      – Так почти неделю назад погиб на Поле Куру восьмидесятипятилетний Дрона, великий воитель, Брахман-из-Ларца, – глухо пробормотал Брихас, играя распушенным концом гирлянды.

      Я кивнул.

      Я тоже думал об этом.

      – А Яме привиделась смерть Гангеи Грозного по прозвищу Дед.

      Теперь пришлось кивнуть моему собеседнику.

      – Ну и на сладкое: слушай мою историю и не говори, что она неоригинальна, – усмехнулся я.

      Усмешка вышла кривой, и веселой не более, чем погребальный костер.

      На этот раз Словоблуд молчал еще дольше, словно разучился говорить, так что я не выдержал первым.

      – Чью смерть видел я?

      – Чью смерть? Разве ты не знаешь, Индра? – старик очнулся, закашлялся, и щеки его обвисли чуть ли не до самого пола. – Ты видел смерть Карны-Секача. Того, чей панцирь…

      Словоблуд осекся и спешно хлебнул из чаши.

      – Прости, Индра. Я не хотел… Скажи лучше глупому старцу: Яма и Варуна – они тоже не поняли, кто умирал в их видениях?

      – Не поняли. Во всяком случае, не больше меня. Что, как я вижу ТЕПЕРЬ, весьма удивительно. Ведь все мы следили за битвой на Поле Куру, все имели счастье в подробностях лицезреть… Еще и в ладоши хлопали, «Славно!» кричали! Кстати, Наставник, ты сопоставил, что все три видения напоминают Миродержцам о гибели трех предводителей столичных войск?! Дед был первым воеводой, Брахман-из-Ларца – вторым, Карна-Секач