Грехи отцов. Анна Христолюбова

в столицу, Данила вновь встал на дыбы.

      – Не дело вы затеяли, княжич, – хмуро твердил он. – Вы этого молодчика и не знаете вовсе. А ежели он зловредец какой, и не с дурна ума его ищут? Сказать-то, я чай, что угодно можно – с брехни акциз не берут… Ну, а коли сыщут в вашем дому? Тогда что? Одумайтесь, Филипп Андреич, ведь и себе, и батюшке жизнь попортите!

      Доводы милосердия, приводимые Филиппом, не произвели на дядьку никакого впечатления. До Ладыженского ему не было дела.

      Кончилось тем, что Филипп приказал слуге подчиняться в весьма резкой форме, чего не делал ни разу в жизни. Садясь на коня, он старался не смотреть в тоскливые Данилины глаза и предпочёл не заметить, как тот украдкой перекрестил его.

      Воспоминание тут же испортило настроение. Филипп подошёл к окну, приподнял тяжёлую бархатную портьеру. По улице вереницей двигались экипажи и верховые, прогуливались нарядно одетые господа. И он вновь подивился, какое оживлённое движение в Петербурге.

      В дверь постучали.

      – Входите, – пригласил Филипп.

      В комнату заглянула Мария Платоновна. Он приехал поздно ночью и ещё не встречался с ней.

      – Доброе утро, Филипп! Как вас устроили?

      – Спасибо, всё замечательно.

      Она придирчиво осмотрела богато и со вкусом убранную комнату, потом перевела взгляд на Филиппа.

      – Андрей Львович велел передать вам, что завтра вечером мы едем слушать оперу, а на среду назначена охота.

      Филипп молча склонил голову, давая понять, что новость принята к сведению, но мачеха не уходила.

      – Вы позволите? – Она подошла к шифоньеру с резными дубовыми дверцами.

      Филипп не понял, что именно должен ей позволить, а княгиня, видимо, приняла его молчание за согласие. Открыв шкаф, переворошила стопки камзолов и сорочек.

      – Вам необходимо обновить гардероб, – сказала она деловито. – Я велю послать за портным.

      Филипп вспыхнул:

      – Не стоит, сударыня, у меня всего довольно.

      Мария Платоновна мягко улыбнулась и подошла к нему.

      – Мой мальчик, не обижайтесь, светская жизнь накладывает определённые обязательства. Одно из них – следить за модой. Ничего, скоро вы постигнете все эти премудрости. – Она ласково коснулась волос Филиппа, перебирая пальцами густые тёмные локоны. – Портной, куафёр19 – и вы станете неотразимы, сударь, даже для избалованного блеском Петербурга.

      Она вышла, а Филипп в смятении остался стоять посреди комнаты. Он привык считать мачеху своим главным врагом, виновницей смерти матушки, алчной хищницей, что женила на себе отца ради денег. И ненавидел просто потому, что она заняла место матери, и потому, что отец её любил. Ласковое обращение княгини смущало Филиппа, приводило в растерянность и недоумение.

      Внезапно он подумал, что женщина эта похоронила четверых детей, и вдруг почувствовал к ней острую жалость.

      Филипп никогда не сочувствовал

19

Парикмахер, мастер, по причёскам, изготовитель париков.