Классика жанра. Семен Альтов

ничем не уступал афинскому оригиналу. Более того, мог дать ему сто очков вперед!

      Бедный Геракл простоял так три дня. Тревогу забила участковый врач Сергеева, бежавшая домой с дежурства. Она вызвала милицию и заявила, что повидала в жизни всякого, но такого безобразия еще не видела.

      То ли Каравайчук расшифровал неточно, то ли сведения были получены не с того оригинала, но фрагмент не вписывался в Геракла. А вернее – наоборот!

      Тогда было принято единственно верное решение – заколотить Геракла досками. То есть памятник охраняется государством – и всё.

      У заколоченного памятника быстро налипла толпа.

      Люди втискивали глаза в щелочки, оказывали сопротивление милиции.

      Старушки, умирая, требовали показать им мученика Геракла.

      В воскресенье толпа смяла наряд милиции, раскурочила доски… и наступила мертвая тишина. За досками никого не было…

      Что касается Геракла, кое-кто в городе знает, где он.

      Завмастерской по изготовлению надгробий и памятников Завидонов Никодим, согласовав вопрос с начальством, ночью вывез скульптуру из горсада на кладбище.

      Очень кстати скончался не известный никому старичок.

      Вот Никодим и водрузил ему на могилку памятник Гераклу с душераздирающей надписью: «Внучеку от дедули».

      Чтобы не было разночтений, Геракл вкопан в землю по пояс.

      От чего памятник только выиграл.

      Эстетика

      – Журавль! Когда вы летите по небу, люди улыбаются: «Журавлиная стая летит!» А вот, когда идем мы, коровы, – носы воротят, ворчат: «Стадо коровье прется!» В чем разница?

      – Ну ты сравнила! – обиделся журавль. – Мы летим красиво! Журавлиным клином! А вы бредете как попало, стадом! Ты меня извини: не-эс-те-тич-но!

      Буренка задумалась:

      – А ведь журавль прав. Нам бы… клином. По-журавлиному! И люди скажут: «Вон коровья стайка прошла!»

      На следующий день коровы возвращались домой построившись несколько странно. Впереди бежала Буренка. Она оглядывалась назад и мычала, чтобы коровы подравнялись, держали линию.

      Люди, прижатые к заборам, ругались:

      – Совсем озверела скотина! Всю улицу заняли!

      Коровы прошли.

      Остались на земле коровьи лепешки. Кто-то сказал:

      – Смотрите! Смотрите! Лепешки-то как легли! Прямо журавлиный клин получился!

      Буренка радостно замычала:

      – Выходит, и мы можем!

      Потомственный неудачник

      Старый слуга Патрик объявил:

      – Сэр Эдвард Беккерфильд с супругой!

      Гости устремились к дверям: «Неужели тот самый знаменитый Беккерфильд-младший!»

      Поговаривали, будто Беккерфильд-младший происходил из старинного рода потомственных неудачников. Не чета нынешней мелюзге!

      Эдвард происходил из тех настоящих, проклятых Богом неудачников конца шестнадцатого – начала семнадцатого века.

      Если Беккерфильды сеяли пшеницу, соседи обязательно сажали картофель, и в тот год пшеницу пожирала голодная саранча.

      Когда