Гончарный круг (сборник). Аслан Кушу

разместившийся в желтом кирпичном особняке.

      – А-а, Исмаил, входи, – оторвав голову от стола и потерев ладонью глаза, приподнялся начальник отдела Заур Хаджемук, – я вот вздремнул слегка, ночь, понимаешь, не спал, Хаджитечико ловил.

      – Ну и как?

      – Взяли, – потянулся Хаджемук, – в изоляторе сидит.

      – А зачем взяли?

      – Как это? – повел плечами Заур.

      – Насколько мне известно, Хаджитечико никому зла не сделал. Просто он нелюдимый по натуре, жил сам по себе в лесу. За это ведь не судят?

      – Ну, не скажи! – ответил Хаджемук. – Кто же по-твоему воровал в аулах?

      – Сами друг у друга, а на Хаджитечико вину валили.

      – Предположить все можно, – Заур поднялся и прошелся по кабинету.

      – Не предположение это, а факт, – возразил Исмаил. – Помнишь, осенью прошлого года участились кражи. Я в ту пору пять дней за ним следил. Он не выходил из леса в аулы, а добра пропало немало.

      – Значит, выходил воровать в другой раз.

      – Тебе, конечно, легче кражи на подозрительную личность списать, чем до конца разобраться, – не унялся Дауров. – Судьба человека, справедливость в счет не идут.

      – Воровал Хаджитечико или нет, теперь роли не играет, – подытожил Заур. – Я доложил о его поимке в область. И еще. Для меня достаточно того, что он никчемный человек. Там, куда его определят, заставят приносить людям пользу.

      – Целые семьи в Сибирь отправляем, десятки людей – в тюрьмы. Не много ли потерь для нашего народа?

      – Шире смотри, Исмаил, шире, – представляя руками необозримые горизонты, ответил Хаджемук. – Не в одном народе дело, наше дело судьбу всего мира решает. Мы освободим его от рабства капитала.

      – Вряд ли нам это удастся, если будем так действовать…

      Хаджемук огляделся вокруг, словно сказанное могли услышать и передать кому-то стены кабинета.

      – Ты о чем, Дауров? – надломил он брови.

      Исмаил поднял голову:

      – Знаешь, я человек не очень грамотный, но разуменье насчет происходящего имею. Нельзя бесконечно куражиться над людьми, пользуясь властью. Мы с тобой прошли гражданскую, работаем бок о бок годы. Кем мы стали? Злодеями!

      Хаджемук не понимал Даурова. Последнего это еще больше разгорячило.

      – Да посмотри на себя со стороны! – не выдержал он. – Как говорят в народе, будь твоя воля, ты травке, что часок двум овечкам хватило бы пощипать, не дал бы прорасти. Хватит воевать, жизнь надо строить!

      – А с врагами советской власти как?

      – Конечно, их у нас немало, – продолжил спор Исмаил, – но большинство врагов мы придумываем сами или получаем по разнарядке, чтобы было с кем бороться.

      – Тебе ли говорить о человеколюбии?

      – Можешь чем-то попрекнуть?

      – Да, – Заур откинулся в кресле, – помнишь бой под хутором Молоканским, когда ты разрубил белогвардейца с плеча до бедра? Гордился этим.

      – То было на войне. Не я его, он бы меня. Может, я и гордился,