Васильцев PRO. Сергей Николаевич Васильев

без пафоса.

      – 10% – подвел я итог. – Не так уж и плохо.

      – А снайперы! – разгорячился старик. – Я под Орлом за водой ходил. Попал под него. И снова жив остался.

        Он закатал рукав до локтя, обнажив правую руку. Мяса на ней не было. Только обтянутая кожей кость.

      – Сюда вошла, – ткнул пальцем. – Я до ночи на берегу провалялся. Не доработал он меня. В темноте наши вынесли. Три месяца лазарета, и в тыл. Куда бы я с такой рукой воевать стал?

      – Выходит, снайпер Вам жизнь спас? – осведомился Лешка.

      – Выходит. Наш батальон потом под Курск перебросили. Там и остались.

      – Да…

        Мы все немного погрустили. Каждый о своем.

      – А знаете что?! – встрепенулся немец. Поезд как раз подходил к Бамбергу. – Давайте ко мне. Я тут неподалеку живу.

      – Отчего же? – решили мы согласиться.

        Минут через дваддцать вся компания расположилась в садике у двухэтажного особнячка. Хозяин в дом нас не пустил, но принял радушно: пиво, сосиски – все дела. Выпили, подобрели. Старик расхвастался, мол все на пенсию по инвалидности. И я решил, что да – нашим бы ветеранам…

        Расстались душевно.

        Немец тряс нам руки. Твердил:

      – Отличные ребята. В основном. И не стоит нам больше друг с другом биться.

        И мы согласились. Пошли. Помолчали. И Леха отметил, что:

      – Да, коротка память рода людского. Но в некотором смысле это может быть даже и хорошо.

      ПРО СЕДЬМОЕ НОЯБРЯ.

      (Ностальгическое)

        "Вот и прошло Седьмое ноября…"

        БГ

        Седьмое ноября, которого больше нет… Да…

        Проспекты загодя увешиваются знаменами и транспарантами. В моде царствует кровавый цвет. Улицы чистятся и прихорашиваются. Люди спозаранку кучкуются у своих фабрик, институтов, заведений и школ. Поблескивает медь духовых оркестров. И толпы, долженствующие стать колоннами, ползут в центр. А там уже лязгают гусеницы военного парада. Дружно отгавкав, проходит пехота, а за ней, гремя всеми шестеренками, тащится тяжеловесный щит Родины. Потом…

        Потом военное однообразие сменяется пестротой разношерстных колонн. Марши становятся еще более бравурными. И…

        Взоры людей устремлены на трибуны. Из динамиков слышится профессионально бодрый голос диктора:

      – Слава Великому Ленину! Урра-а-а-а-а-ы! – И с интервалом в несколько секунд ему вторят массы. "Урра-а-а-а-а-ы!" И может быть неугомонная душа так и не преданного земле вождя, витая где-нибудь неподалеку, тщетно беззвучно пытается прокартавить: "Пролетарии всех стран – извиняйте!" Но и этот безнадежный порыв тонет в громком возбуждении масс. Рев и рокот.

        А вокруг кумач, лозунги и нескончаемые портреты аксакалов. В воздухе витают разнокалиберные резиновые изделия, а на ленинградских еще, прилегающих к площади улицах идет бойкая торговля бутербродами с дефицитом и пирожными по 22 коп. Водки ни-ни. Все несут с собой.

        И где-то в далеком Баку, Риге, Дубосарах, Кушке, Караганде, Сухуми, Шуше, Термезе, Находке и городах Гаврилов-Ям или Спас-Клепики – короче на 1/6 части суши, ранее именовавшейся Российской