Среди огнистых камней. Лариса Васильевна Чистова

лицам, мужским и женским, и все выглядели довольными и радостными, каждый трудясь в своем деле. Кто-то работал на кухне, кто-то мастерил в доме, некоторые трудились в полях или во дворе дворца. По ним не скажешь, что они вымирают или имеют особые проблемы. Все они были хорошо одеты, хотя одежда иногда казалась вычурной. Отдельные мужчины ходили в высоких кожаных сапогах и шляпах с перьями, как из прошлых веков. И были такие женщины, которые надевали длинные пышные платья, какие были в моде столетия назад. Многие женщины носили украшения из камней, что подчеркивало их особую красоту. Люди были опрятны, чисты и на вид очень здоровы. Они с удовольствием оглядывали меня и смело говорили со мной, с почтением кланяясь, и в то же время открыто и счастливо улыбаясь. Наверное, Рауль хорошо заботится о них. Криты оказались мне симпатичны, мне нравилось, что питая к нам уважение, они сохраняли определенную независимость. Физически они были красивы: высокие и стройные, с оливковой кожей разных оттенков. Огромный Горей был исключением из правил. Больше таких гигантов не было, как сказал Рауль. Еще я отметила одну особенность – оливковый цвет кожи совершенно не влиял на цвет глаз или волос. Потому что я видела и светловолосых людей, и рыжих, и с каштановыми волосами, с глазами голубыми, серыми, зелеными, карими. Просто удивительно.

      Во дворе дворца я обратила внимание на некоторых детей, чьи миловидные и серьезные личики заинтриговали меня. Рауль с печалью в голосе сообщил, что детьми они остаются только до пяти лет, потом начинаются гормональные изменения, своего рода всплеск, взросление организма изнутри, а внешние проявления начинаются с девяти, одиннадцати лет, и они готовы к деторождению. Соответственно этому они живут в среднем сорок лет. Желая оградить их от бесконтрольного размножения, Рауль ввел некоторые ограничения в их жизнь, и за исполнением этого закона следит Горей. Криты должны были жить в браке, с одной женой и не использовать детей до двенадцати лет в своих желаниях. Для нас этот возраст приравнивался к восемнадцати годам.

      Рассказывая мне все это, Рауль просто страдал, испытывая без конца стыд и смущение. Ему было неловко посвящать меня в свои ошибочные деяния, словно он признавался на суде в своих преступлениях. Но мне было все равно, что он натворил здесь. Мне в глаза бросалась лишь красота, которая существовала благодаря нему, любовь и радость здесь были явными. И признания Рауля лишь умиляли меня, я видела в них бесконечную заботу о людях, искренность, доброту и любовь. А он, рассказывая, боялся шокировать меня, и что я могу отвернуться от него.

      Одна мысль из его рассказа особенно возбуждала мое любопытство и страх – Горг. Они «веками трудились» вместе над созданием жизни. Егор рассказывал, что на земле он тоже интересовался этим вопросом. Может, не все, что он говорил мне, ложь?

      – Рауль, может ты знаешь, Егор на земле занимался этим же? Он рассказывал мне, что специализировался в мединституте по бесплодию.

      Рауль громко и удрученно вздохнул, даже застонал. Мой испуганный взгляд тут же устремился к нему, этот вздох означал