Тринадцать месяцев. Мария Сараджишвили

утром каждый день заколебала меня.

      Последовала успокоительная тирада на армянском, дескать и хуже бывает.

      Свекровь перехватила инициативу в свои руки:

      – Вот тебе, Нарин-джан, повезло с невесткой. Карина твоя – все при ней. И хозяйка, и вид есть. Не то что моя, даже не красится. И одевается как пацан. Амот ⁽⁵⁾.

      – Мы специально с мужем искали, все учли, сколько девочек пересмотрели. А ты о чем раньше думала?

      Свекровь стала оправдываться и перечислять тяжелое экономическое положение. Дескать, пришлось согласиться на меня, как последний вариант.

      – Иначе б вообще не женился. Как мужчине без жены быть…

      Наира ушла потом восвояси. А Вардуи закурила сигарету и ударилась в воспоминания. Невестку она уважала за то, что не брезговала ею и вообще была человечная, не то что одна врагиня, чьей смерти она все не могла дождаться. Потом в красках стала описывать какой тяжелый характер у мужа Наиры – Дереника, как однажды он ее так избил, что жена потеряла ребенка. И по сравнению с ее мужем – покойником, у Дереника характер – просто «не дай Бог». А невестка Наиры, Карина, хоть и всем хороша, но очень уж быстро беременеет и кучу денег приходится тратить на аборты.

      Я слушала эти марсианские хроники и думала, кто бы из русских классиков мог бы достойно воспеть все эти трагедии двух дворов.

      Раб Божий и стиль работы

      Перейдя в статусе жены к Эрику, меня ждал ряд открытий. При ближайшем рассмотрении боговерующий супруг немного удивил меня некоторыми нестыковками с тем, кем он себя позиционировал. Эрик никогда не читал молитвенного правила, а на все предложения присоединиться к этому занятию, отвечал логично:

      – Я и так всегда с Ним!

      Посты он тоже никогда не держал в силу своей зависимости от общего котла. Но как только я создала ему условия поститься – принял их с удовольствием. Духовника он тоже никогда не имел. Соответственно, не причащался. Но при этом он закупал духовные книжки и ставил их на свои доисторические полки. Раз в квартал он иногда доставал что-то из этих сокровищ и, дымя сигаретой, почитывал страничку – другую и осмысливал кусочек текста, чтобы где-то кому – то потом блеснуть эрудицией.

      При этом он обладал завидным незлобием и добродушием, до чего мне было далеко, как до небес. Что рядом с этим мои ежедневные бубнения? Да прах и пустота всяческая.

      …На улице к Эрику относились своеобразно. Любили, как безвредного «карги бичи» ⁽⁶⁾ и использовали в своих многоплановых целях.

      Время от времени в хибарке возникали соседи с улицы, которая была отнюдь не маленькая:

      – Эрик, по-братски почини пылесос.

      – У меня стиралка испортилась, программы не исполняет, а на мастера денег жалко. Почини, а?

      – Эрик, тарелка Россию не ловит. Аба, быстро ко мне.

      И он делал, чинил и паял. Вознаграждение за труды бывало чисто словесное либо в лучшем случае – шоколадка. Платить за труды никому