Байкал. Книга 4. Татьяна Вячеславовна Иванько

в моих снах, шёлком на моих ладонях, ароматом роз, влетающем в мои окна, светом рассветного солнца, которое мы так часто встречали вдвоём. И как часто, просыпаясь, ещё не открыв глаза, я чувствовал её тепло рядом, я протягивал руку, уверенный, что сейчас обниму её, прижму к себе, тонкую и гибкую, податливую на мою ласку, вот она приоткроет губы, впуская мой поцелуй, обовьёт тёплой рукой мою шею, притягивая к себе.… А, сидя над папирусами, разбирая записи писцов, мне казалось, вот я прочту то, чего не понимаю, и она скажет мне, как поняла она, и мы вместе разберёмся, и я приму то решение, что пойдёт на пользу Кеми… А бессонными ночами, выходя под звёзды, я не мог не вспомнить, как она подняла меня однажды туда, к ним, и то, что она говорила мне о хрустальном куполе небес… Я не удержался с нею в небесах, я слишком тяжёл оказался для них, я не мог, как Гор подхватить её в свои руки и на крыльях унести в Небеса, туда, где ей место…

      Глава 2. Ночной ветер

      Я замёрз и страшно злился на моего брата и на самого себя тоже, дожидаясь его. Он заставил меня дежурить у проклятого самолёта весь день, с самого полудня, когда должен был начаться брачный обряд. Вначале я страдал тут, в песках, от жары, прячась от палящего солнца под крылом деревянной птицы и чертыхаясь без остановки, но всё же уговаривал себя, что я здесь, потому что брат умолял меня помочь ему, и я привык это делать. Тогда я начинал дремать. Но время тянулось невыносимо долго, и я проголодался, пришлось забраться в корзины, погруженные с собой и добыть пропитания из небольших припасов, я поел и снова осовел. Словом, бездарно проведённый день жизни, благо, что их у меня неисчерпаемый запас. Когда солнце село, я замёрз, потому что не рассчитывал сидеть в пустыне ночью. Да Арик и не предупреждал, что придётся тут ещё и ночь коротать. Поэтому я опять стал злиться и ругать брата про себя и вслух всеми бранными словами, какие знал и развлекался теперь тем, что придумывал теперь их новые формы и сочетания. Вот это надо же, я сын царя Кассиана, предвечный, способный делать то, чего не могут остальные, я сижу тут задницей в песке, потому что мой братец вбил себе в башку очередную блажь.

      С самого начала мне не нравилась эта затея. Это было опасно, а я не хотел, чтобы Арик рисковал – это во-первых. Во-вторых: я не понимал, почему Ар не может подождать, пока Кратон помрёт сам по себе и Аяя освободится естественным образом, дольше ведь ждал. И в третьих: и самых, конечно, главных, я не хотел встречаться с Аяей. Я так радовался своей свободе от неё, свободе от мучительной, болезненной занозы, которой она торчала в моей душе столько лет, всё как-то затянулось, может и плохо, кривым рубцом, но зажило, я перестал вспоминать ту зиму, когда она была рядом со мной, и я таял от любви, растворяясь в ней, как никогда ни до, ни после. Я перестал верить в то, что она убежала не от меня, а от мстительной ревности Арика, что всё время лезло мне в голову вопреки здравому смыслу.

      Я не хотел снова видеть Аяю, чтобы не будить в себе того, что похоронил и хотел забыть, чтобы спокойно и счастливо жить дальше, и страшно злился, что не могу отказать Арику, так и не смог придумать