Речь была написана Тургеневым в конце января 1864 г. для прочтения в годичном собрании Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым «Литературного фонда». 2(14) февраля 1864 г. Тургенев присутствовал на собрании, но вследствие простуды не мог сам читать. Прочесть статью-некролог было поручено И. В. Анненкову. Специальным назначением речи объясняется то, что почти вся она посвящена Дружинину как инициатору и основателю «Литературного фонда».
«…дело было в августе месяце 1860 года, когда мне пришла в голову первая мысль «Отцов и детей», этой повести, по милости которой прекратилось – и, кажется, навсегда – благосклонное расположение ко мне русского молодого поколения. Не однажды слышал я и читал в критических статьях, что я в моих произведениях «отправляюсь от идеи» или «провожу идею»; иные меня за это хвалили, другие, напротив, порицали; с своей стороны, я должен сознаться, что никогда не покушался «создавать образ», если не имел исходною точкою не идею, а живое лицо, к которому постепенно примешивались и прикладывались подходящие элементы…»
«…Иванов, как самобытная русская натура, ближе и сильнее говорит молодым русским сердцам: он им и понятнее и дороже; а во-вторых, в том-то и состоит его великая заслуга, заслуга идеалиста, мыслителя, что он указывает на образцы, приводит к ним, будит, шевелит; сам не удовлетворяет и не допускает в других дешевого удовлетворения; что он заставляет своих учеников задавать себе высокие, трудные задачи, а не удовольствоваться мастерским исполнением каких-нибудь ракурсов и прочих технических фокусов, которыми так гордятся последователи Брюллова. С этой точки зрения самые недостатки Иванова полезнее многих дюжинных красот…»
С художественной стороны рассказ в большинстве отзывов был оценен положительно. Так, например, Арс. И. Введенский писал, что «Отчаянный» «производит впечатление в высшей степени целостное и живое». Анонимный рецензент «Голоса» в «Литературной летописи» отмечал, что «портрет» Миши Полтева «принадлежит к числу наиболее удачных из тех, какие выходили из-под пера Тургенева. Он совсем живой; забыть его, раз на него взглянув, невозможно. Вообще вся серия рассказов, названная автором „Из воспоминаний своих и чужих“, из которой в прошлом году появился уже рассказ „Старички“ (То есть «Старые портреты»), обещает быть собранием законченных очерков»…
Из советских исследователей значительное внимание уделил «Старым портретам» Л. П. Гроссман в статье «Портрет Манон Леско». Подчеркнув, что «Старые портреты» в целом – «шедевр», Л. П. Гроссман писал, что здесь «непревзойденный изобразитель смерти Тургенев дает, быть может, свою лучшую в этом роде страницу, описывая кончину старенького Телегина <…> Даже в щемящей сцене умирания <…> продолжает переливаться всеми лучами и красками праздничный мир наивных старомодных любезников. Словно сама пляска смерти, приближаясь к ним, покорно приняла легкий ритм менуэта»…
Перу И. С. Тургенева принадлежит ряд фантастических и мистических произведений, таких, как «Призраки», «Клара Милич» и др. Специально сказками Тургенев не занимался, хотя обращения к этому жанру были (например, сказка для детей «Самознайка»). Тургенев ценил сказку как жанр преимущественно детской литературы, считая «едва ли полезным до поры до времени изгонять все волшебное и чудесное, оставлять молодое воображение без пищи».
«Предисловие к романам» является завершающим в ряду многочисленных – как предназначавшихся для печати, так и эпистолярных – объяснений Тургенева-романиста с русским читателем и русской критикой. Необходимость в таком предисловии была обусловлена тем, что в издании 1880 года все романы впервые печатались единой группой и «сподряд», как отмечает сам Тургенев. Второй причиной, побудившей Тургенева еще раз по всеуслышание заговорить о своих романах, были соображения полемического свойства. В предисловии к романам Тургенев вновь выдвигает тезис, который был уже знаком читателю по «Литературным и житейским воспоминаниям», а именно «Критика наша, особенно в последнее время (после Белинского), не может предъявить притязания на непогрешимость…». Защищая историческую достоверность и художественную значимость своих изображений быстро изменявшейся физиономии «русских людей культурного слоя», Тургенев утверждает, что каждый писатель, не лишенный таланта, «старается прежде всего верно и живо воспроизводить впечатления, вынесенные им из собственной и чужой жизни». «Коли он правдив, – добавляет Тургенев, имея в виду талантливого писателя, – значит, он прав»
В января 1881 г. С. А. Толстая обратилась к Тургеневу с просьбой написать что-либо для журнала «Детский отдых», издававшегося ее братом П. А. Берсом. Ответив согласием, Тургенев писал ей 27 января (8 февраля) 1881 г.: «…постараюсь это сделать как можно скорее. Я, вероятно, воспользуюсь тем рассказом об умирающей перепелке, на который намекает граф». Тургенев имел в виду случай на охоте, о котором он рассказал Полине Виардо в письме из Куртавнеля от 28 июля (9 августа) 1849 г. «Знаете ли вы, – писал Тургенев, – что куропатки отлично разыгрывают представления? Они очень хорошо умеют притворяться, будто они ранены, будто они насилу летают, они кричат, они пищат, и всё это, чтобы заманить за собою собаку и отвлечь ее от места, где находятся их птенцы. Материнская любовь третьего дня чуть не обошлась очень дорого одной из них: она так превосходно сыграла свою роль, что Султан схватил ее…»
К 17 февраля 1877 г. Тургенев завершил перевод «Легенды о св. Юлиане Милостивом» Флобера и начал переводить другую его легенду – «Иродиада». Параллельно с переводами этих колоритных «готических» легенд Тургенев написал, по его собственному определению в письме к Стасюлевичу от 18 марта 1877 г., «небольшой, тоже легендообразный рассказ», содержание которого было почерпнуто им из его старых отечественных воспоминаний. В том же письме к Стасюлевичу, обещая выслать рассказ для «Вестника Европы» вместе с «Иродиадой», Тургенев указал его жизненный источник, определил его тему и художественные контуры. «Боюсь я, однако, – писал Тургенев, – как бы ценсура не нашла затруднений… эта штука озаглавлена „Рассказ священника“, и в ней совершенно набожным языком передается (действительно сообщенный мне) рассказ одного сельского попа о том, как сын его подвергся наущению дьявола (галлюцинации) – и погиб. Колорит, кажется, сохранен верно – но там есть святотатство…»
Полемика о «Сне» и отношении русского писателя к иностранной литературе явилась наиболее значительным эпизодом в обсуждении рассказа. «Сон» появился одновременно с «Новью»; поэтому критики либо разбирали только роман, игнорируя «художественную безделку», либо сочетали анализ обоих произведений – конечно, не в пользу рассказа. Отзывы, в которых критики специально останавливаются на «Сне», немногочисленны, сдержанны и даны исключительно в газетах. В основном отзывы сходны. Критики отказываются давать подробный анализ «Сна» и в лучшем случае пространно пересказывают его содержание, сопровождая пересказ краткими, часто голословными характеристиками и высказываниями.