Детский мир (сборник). Василий П. Аксенов

сопел и замечал, как кто-то неспешно слезает с дерева и спокойно удаляется при моем приближении – домой, домой… И я не решался окликнуть.

      «Эх, что же вы, ре-бя-та… – шептал я горько, как будто остался в одиночестве на передовой. – Эх, что же вы…»

      Ворона умолкла, и коз угнали домой.

      Я прошел посадкой, мимо школы, желтеющей печальными боками, мелко осыпающимися штукатуркой. У школы курил сторож, и огонек… вспыхивал…

      Вспыхивал, будто сердце, последний раз толкающее кровь.

      Окурок полетел в траву, дрогнув ярко-ало.

      Я вернулся к сельмагу, запинаясь о камни на темной дороге, уже дрожа и мелко клацая оставшимися молочными зубами. Белый квадрат на двери был неразличим.

      «Чур меня», – сказал я шепотом и приложил ладонь туда, где, кажется, был квадрат.

      – Я вернулся домой, Саш.

      – Я тебя звал.

      – Саша, я не в силах вынести это, раздели со мной.

      – Нет, Захарка.

      Дома меня мыла мама, в тазике с теплой, вспененной водой.

      – Мы играли в прятки, мама.

      – Тебя находили?

      – Нет. Только один раз.

      Чай и масло желтое, холодное, словно вырезанное из солнечного блика на утренней воде. Я съем еще один бутерброд. И еще мне молока в чай.

      – Мама, я хочу рассказать тебе про игру.

      – Сейчас, сынок.

      И еще один стакан чая. И три кубика сахара.

      – Куда ты, мама? Я хочу рассказать сейчас же…

      Ну вот, ушла.

      Тогда я буду строить из сахарных кубиков домик.

      Родители Сашки подумали, что он остался у бабушки. Бабушка подумала, что он ушел домой, к родителям. Телефонов тогда в деревне не было, никто никому не звонил.

      Он спрятался в холодильник – пустую морозильную камеру, стоявшую у сельмага. Из магазина к морозильной камере тянулся затоптанный провод.

      Холодильник не открывался изнутри.

      Сашу искали два дня, его бабушка приходила ко мне. Я не знал, что ей сказать. Чебряковых возили в милицию.

      В понедельник рано утром Сашку нашел школьный сторож.

      Руками и ногами мертвый мальчик упирался в дверь холодильника. На лице намерзли слезы. Квадратный рот с прокушенным ледяным языком был раскрыт.

      Людмила Петрушевская

      Незрелые ягоды крыжовника

      Мама привезла девочку в санаторий для ослабленных детей и оставила там.

      Это была осень, и дом, двухэтажный, бревенчатый, с галереями вдоль спален на втором этаже, стоял на берегу большого пруда, как многие барские усадьбы.

      Вокруг простирался осенний парк с аллеями, полянами и домами, и запах палой листвы пьянил после городской гари – деревья стояли именно в золотом и медном уборе под густо-синими небесами.

      В спальне девочек оказался рояль, неожиданное сокровище, и те счастливицы, которые умели играть, играли, а те несчастные, которые не умели, старались научиться.

      Девочка эта была я, двенадцатилетнее