Интроверт. Кристиан Роберт Винд

в своей неудобной постели, я таращилась в металлический потолок трейлера, давно успевший окраситься в темно-охряные пятна коррозии, и мне казалось, что вместе с гулом автомобильных движков от меня утекала и моя собственная жизнь.

      В такие грустные мгновения меня не радовали даже пушистые розовые котята, прикрывающие глубокие царапины на стенах трейлера. Хотелось только одного – уснуть, чтобы, проснувшись вновь увидеть улыбающееся лицо мамы, тающей в больших и теплых руках неуклюжего отца.

      – Софи, я ухожу, – сухо проговорил голос над моей сонной головой, а затем губы, пахнущие дешевой помадой, чмокнули меня в щеку. – Помни – если что-то пойдет не так, возьми деньги из моей сумочки и уходи из дома.

      – Да помню я, – отмахнулась я, широко зевнув. – Не в первый раз же, мам.

      Повернувшись на бок, я сощурилась от яркого света, бившего в мое заспанное лицо. За мутными стеклами трейлера, занавешенными линялыми занавесками, уже стемнело. Должно быть, я незаметно вырубилась, лежа в кровати.

      Придирчиво оглядев себя в отражении зеркала, висящего на входной двери, мама бегло оглянулась, окинув меня прощальным взглядом. А затем, тяжело вздохнув, распахнула узкую скрипучую дверцу, выскользнув в темноту.

      Я поднялась на ноги, едва не приложившись лбом о нависающую над постелью книжную полку, потянулась и пригладила спутавшиеся волосы.

      У меня ужасные волосы – тяжелые, темные и густые, они обладают таким скверным характером, которому позавидовал бы сам Гринч. В этом году я перестала их подстригать, и теперь темно-каштановые пряди струились по моей спине, свободно спадая ниже лопаток.

      Как бы я ни старалась их пригладить или расчесать, они все равно упрямо топорщились во все стороны, отчего вокруг меня то и дело возникал «волосяной ареол», как говорил один мой приятель из старшей школы.

      Но, к счастью, до школы оставалось еще несколько дней. А потому я просто прилизала свою вздорную копну ладонью, критически окинув себя взглядом в помутневшем от времени зеркале.

      От матери мне достались большие светлые глаза и бледная кожа, которая при ярких лучах света отливала зеленовато-синим оттенком. А еще – нездоровая худоба и смешные длинные ноги с острыми коленками, похожие на лапки кузнечика. Об этом, кстати, мне также неоднократно напоминал тот самый приятель из школы. От отца мне не досталось ничего. И это расстраивало больше всего на свете.

      Я стянула с крючка свою сиреневую олимпийку и как попало натянула ее на себя. Несмотря на то, что на улице только начался сентябрь, было уже заметно холодно. К ночи с моста вниз стекал пронизывающий ветер, сковывая гетто своим ледяным дыханием.

      Болтаясь вчера по убогим улочкам между одноэтажных домов, я успела так сильно продрогнуть, что этим вечером решила надеть на себя не только любимую кофту цвета весенней фиалки, но и легкую спортивную куртку. Мой образ дополнили узкие синие джинсы с дырками на коленях и те самые стоптанные кроссовки, которые я никак не могла сменить на новые.

      Еще