Опасность тьмы. Сьюзен Хилл

пожалуйста, вы этим ничего не достигнете, это…

      Он молча стоял и ждал. Она пошла вперед, на кухню, он последовал за ней. Потом он закрыл дверь, придвинул к ней стул и сел на него. Она вспомнила, что случилось с ее матерью – как они забрали все и стукнули ее по голове. Она посмотрела на Макса Джеймсона. Нет, это было не то. Тут было нечто другое.

      – Я должна вам кое-что рассказать. – Она услышала, что ее собственный голос стал хриплым, будто у нее встало что-то поперек горла. Это был страх. – Недавно мне пришлось срочно поехать в Лондон… Мне позвонила моя мать… Она детский психиатр, живет одна. Когда я до нее доехала, то обнаружила, что дом перевернут вверх дном, многое украдено… а моя мать лежит на полу в луже собственной крови. Она застала их врасплох. Они думали, что дом пустой. Мне тогда стало очень, очень страшно. Я… Я до сих пор не могу выкинуть это из головы. А теперь вы. Это…

      – Я не грабитель. Мне здесь ничего не нужно.

      – Я не понимаю, что вам нужно.

      – Ответы.

      – Простых ответов у меня нет, Макс.

      – Чудеса.

      – Если бы я могла вернуть вам Лиззи, я бы так и сделала… Я не могу. Это так не работает. Бог так не работает. Это сложно.

      Она сама удивлялась тому, что говорит. Она всегда ощущала, что, совсем наоборот, все не сложно, а просто. Не легко, никогда не легко, но невероятно просто. Теперь она как будто ничего не знала наверняка. В ее голове все смешалось.

      Не говори ничего. Не говори ничего. Просто делай.

      Да.

      Она подожгла газ, поставила чайник, открыла шкаф, чтобы достать чашки, и холодильник – чтобы взять молоко. Не думай ни о чем. Не говори ничего. Просто делай.

      Макс сидел и молчал, сгорбившись на деревяном стуле, и смотрел на нее.

      Ее охватило странное чувство спокойствия и нереальности происходящего, будто она ходила во сне, но к ней нельзя было прикоснуться, она была недосягаема. Она нарезала хлеб, порезала ломтиками помидоры и сыр, нашла фруктовый пирог, который кто-то оставил для нее в день ее приезда. Чайник закипел.

      Когда он поест и допьет свой чай, он наконец поймет, как казалось Джейн, где он находится, и все снова встанет на свои места. Она отвезет его домой и обязательно удостоверится, что он в полной безопасности. Это было словно присматривать за ребенком.

      – Пожалуйста, подойдите, поешьте, – сказала она.

      Она ждала, пока он это сделает. Ждала, пока все снова вернется в норму. Ждала.

      Он наблюдал. Макс наблюдал.

      Она была как Лиззи. Ее руки, которыми она нарезала хлеб и брала чайник. Ее глаза. Лиззи.

      Он знал, что это была не Лиззи, но он слишком устал, чтобы разбираться в этой путанице, которая кидала его из стороны в сторону: Лиззи, не Лиззи, Лиззи жива, Лиззи мертва, Лиззи/Джейн, Джейн/Лиззи.

      Он периодически оглядывался вокруг себя, не понимая, почему он сидит в незнакомом доме, с непривычно маленькими комнатами. Здесь было темнее, чем он привык, слишком много предметов, книг, мебели и странных изображений. А потом он вспоминал. Его разум прояснялся, как будто через него пропускали струю чистой ледяной воды, и его намерение вновь становилось для него вполне конкретным и очевидным.

      Но