Дорога к себе. Вера Мун

ружающими. Первым человеком на моем пути оказалась бабушка. Так уж вышло, что из всех моих родственников именно она обладает наименее оптимистичным взглядом на жизнь и дипломатическими навыками общения с близкими. Помню, что на мои соображения относительно нашей вечности, она ответила коротко:

      – Конечно, мы не будем жить вечно, мы все когда-нибудь умрем.

      Вот так и закончилось мое беззаботное детство. Потом я еще долго лежала в комнате с поднятыми на стенку ногами и смотрела в потолок. Я не до конца поняла смысл ее слов, но что-то во мне подсказывало, что моя жизнь уже никогда не будет прежней. А потом не стало дедушки. Эту новость принес в дом какой-то незнакомый мне человек, и мама начала плакать. Она плакала каждый вечер много дней подряд, и я ничего не могла поделать. На похоронах все целовали дедушку в лоб, а меня просто взяли на руки и поднесли поближе, чтобы я могла попрощаться. Человек, который лежал передо мной, не имел с дедушкой почти ничего общего, и только один вопрос мучал меня: «Почему в середине зимы он лежит тут в костюме? Ему ведь холодно!»

      Думала ли я тогда, куда попадает человек после смерти? Наверное, нет. Скорее, мне представлялось это процессом, схожим с выключением телевизора: картинка гаснет, и вот перед нами уже холодный черный ящик.

      Может показаться, что я очень подробно помню свое детство, но это не так. Иногда всплывают отдельные фрагменты, неясные картинки, образы, диалоги. Вот мы в магазине, я смотрю на маленького плюшевого ежа на полке, я очень хочу его получить. Он маленький и нескладный, но из всех игрушек именно он привлекает меня больше всего. Мне купят его, и я понесу это сокровище домой. Я самая счастливая на свете, у меня есть плюшевый еж.

      Мне четыре, я сижу на кухне и наблюдаю, как готовится суп. Вот на сковородку отправляется нарезанный лук, вот к нему прибавляется морковь. Аромат приятный, мне нравится. Вот содержимое сковородки отправляется в кастрюлю, туда же добавляется картошка и еще что-то, но я не успеваю уследить за всеми движениями. Мне очень хочется тоже что-то приготовить, порезать, пожарить, но мне не разрешают. Остается только смотреть. Я знаю, что, когда будут готовить пироги, меня допустят к столу помять тесто. Но сегодня день супа, и я обреченно вздыхаю.

      Вот мне уже шесть, я играю с какими-то ребятишками в школьном дворе, где растет огромный куст сирени. Она источает резкий запах, но, если пробраться сквозь ветки, можно очутиться внутри куста, в укрытии. Мы играем там и представляем, что это наш дом. Готовим суп из одуванчиков и делаем мебель из веток.

      Помимо этих историй в голове живут картинки нашего двора, магазина, в который ходили за покупками, ледяной горки, с которой съезжали на картонках из-под телевизора, вкус фруктового мороженого в бумажном стаканчике и запах стога сена на даче.

      Потом в голове всплывают более поздние воспоминания: школа, музыкальный класс, отдых с родителями в Испании.

      Ничего значительного, выдающегося. Большинство картинок померкли в голове, и я уже с уверенностью не могу сказать, происходило ли это пятнадцать или восемнадцать лет назад.

      И вот мне уже двадцать пять. Я блондинка среднего роста, работающая в офисе PR-менеджером. В нашем современном мире это фактически клише. Мне нравятся моя работа, наш светлый офис в центре города и мои коллеги. Конечно, в детстве я мечтала стать кем-то другим. Великим адвокатом или врачом, на худой конец, музыкантом. Но этому не суждено было сбыться. Толковый адвокат с моей рассеянностью из меня вряд ли смог бы получиться, а уж о карьере врача и говорить не стоит. К тому же, меня выворачивает наизнанку при одном виде крови. Что касается музыки, то тут все гораздо проще: мама безуспешно водила меня в музыкальную школу три долгих года, и все это время от меня ждали успехов. Но так и дождались.

      Я смогу исполнить на празднике парочку классических композиций или порадовать родственников своей незатейливой игрой на фортепиано, но о чем-то большем говорить не приходится. Детство – это детство, в настоящей взрослой жизни нет места иллюзиям, и потому я вполне довольна тем, что имею. И только одна вещь никак не дает мне покоя. Мне все время кажется, что в жизни любого человека должно произойти какое-то невероятно важное событие. Для кого-то это неожиданно найденный родственник или клад, для другого – спасение жизни случайному прохожему, а для третьего – звездная минута (такая, в которую чувствуешь, что именно ради нее все и было задумано).

      И я сейчас не говорю о рождении детей. Безусловно, это важно, но я имею в виду нечто другое. То, что, как ценный подарок, дается в этой жизни только тебе. И иногда мне кажется, что все свои долгие двадцать пять лет я жду именно этой минуты, этого самого важного в мире момента, который никак не хочет наступать.

      2

      – Давай же, возьми эту чертову трубку! – я гневно нажимаю кнопку отбоя на мобильном и поспешно убираю его в сумку. Вот уже битый час я пытаюсь дозвониться своей коллеге Крис (а по совместительству и моей лучшей подруге), но в ответ слышу одни долгие гудки. Я уже отправила ей больше десяти сообщений, воспользовавшись при этом всеми доступными средствами. Вот он, современный мир: миллион приложений для связи, и все они не могут помочь, когда