Эффект присутствия. Михаил Макаров

штандарт.

      Ельцин говорил медленно, как робот, с обычной гнусавинкой:

      – Вот этот день и настал… Дорогие друзья, дорогие мои, сегодня я последний раз обращаюсь к вам с новогодним приветствием… Но это не всё: сегодня я последний раз обращаюсь к вам как Президент России. Я принял решение, долго и мучительно над ним размышлял… Сегодня в последний день уходящего века я ухожу в отставку…

      Ельцин выглядел напряженным, лицо его напоминало застывшую алебастровую маску. Выражения глаз в заплывших глазах-щёлочках разглядеть было невозможно. Он выговаривал слова очень старательно, будто иностранные, но на тех, что посложнее – «конституционный», «прецедент», «цивилизованный» – дикция все равно его подводила.

      Когда он попросил у народа прощения, Давыдов насмешливо хмыкнул:

      – Во артист!

      Птицын метнул на него сердитый взгляд, прижал к губам палец.

      – Тиш-ше…

      Внимательно дослушав выступление Ельцина до конца, он убавил звук и обратился к начальнику РУБОПа:

      – Твое мнение?

      – Значит, так надо. – Давыдова трудно было вытащить из образа простоватого деревенского парня.

      Впрочем, помолчав, рубоповец все-таки высказался:

      – А чего, Борис Николаевич – мужик прикольный. Как он оркестром дирижировал! Опять же Указ двенадцать двадцать шесть подписал. Толк был!

      Птицын кивнул, толк имелся, и немалый. Указ № 1226 от 14 июня 1996 года «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступности» был издан как нельзя вовремя. Когда девятый вал блатного беспредела захлестывал страну, милиции наконец-то позволили работать. Бандюков разрешили задерживать в качестве подозреваемых на целых тридцать суток. Вместо трех! А за тридцать суток можно крепкую доказательную базу сколотить. Указ напрямую запрещал применять к членам ОПГ подписку о невыезде или залог, мера пресечения отныне им избиралась единственная – арест. Много еще толкового содержалось в этом Указе. РУБОПы тогда стали прилично финансировать, появился транспорт, бензин, оргтехника.

      По всей России-матушке принялись щемить бандитов нещадно, в Остроге их почти под корень извели, все сидели. Не то что сейчас!

      – Жаль, что отменили Указ в девяносто седьмом, – ностальгически вздохнул Птицын.

      – Воровской ход! – На сей счёт у Давыдова имелось устоявшееся мнение.

      И.о. начальника КМ не стал разубеждать майора, он и сам полагал, что без криминального лобби в верхних эшелонах власти при отмене превосходно зарекомендовавшего себя Указа не обошлось.

      – А про преемника, Вадим Львович, вы чего думаете?

      Птицын одернул лацканы выходного двубортного пиджака:

      – Кэгэбэшник. Они все на шифре. Говорит правильно. Посмотрим, Денис, тут от нас с тобой ничего не зависит. Давай лучше покалякаем о делах наших скорбных. Только сначала – по граммульке. Ты как?

      – Немножко можно.

      – Ну я тебе много и не налью, а то разбуянишься. Вертушок поверни на двери, не сочти за труд.

      Птицын выставил из сейфа на