Робинзоны космоса. Франсис Карсак

же, бога ради!

      Но бежать было уже поздно. И я знал, что мне с моим револьвером вряд ли удастся убить чудовище. Рядом в скале была расщелина. Я силой столкнул туда Мартину и заслонил ее своим телом. Прежде чем гидра выбросила свое жало, я выстрелил пять раз подряд; должно быть, пули попали в цель, потому что чудовище заколебалось в воздухе и отлетело немного назад. У меня оставались еще три патрона и нож, длинный шведский нож, всегда острый как бритва. Гидра повисла напротив нас, ее щупальца извивались, словно щупальца спрута, и шесть глаз смотрели на меня тускло и зловеще. По легкому сокращению конуса гидры я понял, что сейчас она метнет жало.

      Выпустив последние три пули, я нагнул голову и с ножом в руке бросился к чудовищу. Мне удалось проскользнуть между щупальцами, ухватиться за одно из них. Боль от ожога была ошеломляющей, но я повис на гидре всем телом; она метнула жало в Мартину, промахнулась от моего толчка и расщепила роговое острие о скалу. Прижавшись к боку гидры, я кромсал ее ножом. Что было потом, я уже плохо помню. Помню свою нарастающую ярость, помню лохмотья омерзительного мяса, хлещущие меня по лицу, потом почему-то земля ушла у меня из-под ног, падение, удар – и все.

      Очнулся я уже в постели, в доме дяди. Надо мной хлопотали Массакр и мой брат. Мои руки были красными и вздувшимися, левую сторону лица пронзала стреляющая боль.

      – Как Мартина? – спросил я.

      – С ней все в порядке. Легкое нервное потрясение, – ответил Массакр. – Я дал ей снотворное.

      – А со мной?

      – Ожоги, вывих левого плеча. Вам повезло. Вас отбросило метров на десять, и, если не считать плеча, вы не получили ни единого серьезного ушиба. Удар смягчили кусты. Плечо я вам вправил, пока вы были без сознания, – потому вы и очнулись. Максимум недели через две все пройдет!

      – Две недели! Но у меня столько дел! Я только что нашел железную руду…

      Резкая боль пронзила мои руки.

      – Скажите, доктор, у вас ничего нет против этого яда? Жжет просто-таки нестерпимо.

      – Минут через пять вы почувствуете себя уже лучше: я наложил успокаивающую мазь.

      Дверь распахнулась настежь, и в комнату ворвался Мишель. Он бросился ко мне с протянутыми вперед руками, но, увидев, что мои забинтованы, остановился:

      – Доктор, что с ним?

      – Пустяки!

      – Ах, старина, старина! Если бы не ты, моей сестре пришел бы конец!

      – Ты же не хотел бы, чтобы я позволил этому летающему спруту, ошибившемуся в выборе пищи, сожрать нас? – попытался пошутить я. – Кстати, он мертв?

      – Мертв? Еще бы! Ты разорвал его в клочья! Ах! Я даже не знаю, как мне тебя отблагодарить…

      – Не беспокойся! На этой планете у тебя еще будет возможность отплатить мне тем же.

      – А теперь, – прервал нас Массакр, – пусть больной уснет. Сейчас его, вероятно, начнет лихорадить.

      Все покорно направились к выходу. Когда Мишель был уже у порога, я попросил его:

      – Пришли ко мне завтра утром Бельтера.

      Почти тотчас же я забылся беспокойным сном, из которого вышел через